BDN-STEINER.RU

ANTHROPOS
Энциклопедия духовной науки
   
Главная

Предметный указатель





МЕТАМОРФОЗА (суть,феном.) - см. также РЕИНКАРНАЦИЯ

42. «Физический мир существует по той причине, что духи высших Иерархий взаимопроникают друг друга своими мыслями, и поэтому -- представьте себе, пожалуйста: утонченная часть воды поднимается и образует туман; ваше тело является как теневое образование, ибо мысли Духов Формы проникают в мысли Духов Мудрости, мысли-формы входят в мысли-вещества. В этом воззрении весь мир растворяется в духе. И нужно найти возможность представить себе мир действительно духовно и знать: это лишь видимость, что мои руки и ноги передаются Земле. В действительности здесь начинается метаморфоза моих рук и ног, и завершается она в жизни между смертью и новым рождением, а в следующей жизни мои руки и ноги становятся моей головой». 183 (6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

183. Земля постоянно стягивается к своему центру, уменьшается в размерах, а в центре материя исчезает. И однажды она полностью исчезнет в своем центре. "Но это не все. В той же мере, в какой она исчезнет в центре, она выявится в окружении (пройдя другие измерения). Снаружи она снова выступит (в трехмерном пространстве)... И все выработанное в этой материи существами планеты запечатлеется в ней. ...Кельнский собор, например, чьи материальные частицы исчезнут в центре, вновь выявит себя".110 (9)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

408. "В первую половину своего развития Земля испытывала влияние Марса, во вторую половину ...испытывает влияние Меркурия. ...В оккультизме Землю обозначают этими двумя планетами. ...Тогда мы получаем: состояние Сатурна, Солнца, Луны, состояния Марса-Меркурия, Юпитера, Венеры и Вулкана.
     Состояние Вулкана оказывается, таким образом, восьмым, и в развитии оно играет ту же роль, что октава в музыке. Как октава есть повторение первого тона, но в более высоком положении, так состояние Вулкана есть повторение состояния Сатурна, но в высшем раскрытии".100 (8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

553. Не все виды животных обладают одинаковой связью со своими групповыми душами. Когда, например, умирает лев, то для группового «Я» львов это подобно выпадению волоса. Все, что групповая душа посылала в этого льва, берется ею назад, а потом переносится в другого, вновь рожденного льва. Но когда умирает обезьяна, то не все возвращается к групповой душе, нечто остается внизу, отрывается от групповой души. «Во всех видах обезьян происходит отрезание (некой части) от групповой души. Подобное же имеет место у некоторых амфибий, отдельных видов птиц, а особенно -- у кенгуру». То, что при этом отрывается, становится элементарными существами -- саламандрами. «Эти элементарные существа, духи природы, являются как бы продуктами выделения высших миров, и они берутся на службу высокими существами. Будучи предоставленными самим себе, они бы мешали Космосу. Так высокие существа используют, например, сильфов для того, чтобы приводить пчел к цветам».
     Но нечто подобное происходит и с людьми. Также и они отрываются от своей групповой души. Как ее члены, они находились под высшим водительством; становясь индивидуальными душами, они могут не справиться со своим дальнейшим развитием, если отвергнут духопознание. Прежнее кровное родство, удерживавшие людей в единстве, понемногу приходит к своему концу. В человеке крепнет намерение из своего внутреннего определять свой путь, направление и цель жизни. Но при этом люди приходят к разобщению. Дело заходит так далеко, что каждый начинает иметь свою религию, свое мнение о наивысшем идеале. Но если люди осознают идеалы глубоко в себе, то это ведет к соединению, к общему мнению. Мы знаем, например, внутренне, что сумма углов треугольника равна 180°. Это внутреннее познание. Относительно него не возникает разногласий. ...
     И таковым является всякий род духовных истин. Чему учит Духовная наука -- это человек находит с помощью своей внутренней силы. И это ведет его к абсолютному единению, к миру и гармонии. Об истине не может существовать двух мнений, чтобы одно из них не было при этом ложным».
     В прошлом люди отпали от групповой души. «Но в будущем развитии они должны уверенно ставить себе цели, к которым стремятся. И когда люди соединяются в высокой истине, то из высших миров вновь нисходит групповая Душа -- когда из естественно связанных общностей возникают свободные общины. Чего хотят водители духовнонаучного движения -- это чтобы мы находили их в сообществах, где сердца сливаются с мудростью, как растение с солнечным светом. Где общие истины соединяют различные «я», там мы даем возможность низойти (к Земле) высоким групповым Душам. Если мы наши сердца совместно обращаем к высшей мудрости, то мы готовим «ложе» групповой Душе, готовим ей окружение, среду, в которую она может воплотиться».
     В потрясающей форме этот процесс однажды был явлен человечеству в день Пятидесятницы. «Святой Дух, групповая Душа -- низошла на людей и почила в виде огненных языков над каждым. Это большой символ для будущего человечества. И случись так, что человек не нашел бы подобного соединения с другими людьми, то ему тогда пришлось бы превратиться в элементарное существо. Человечеству надлежит искать мест, к которым склоняются Существа из высших миров. В событии Пасхи людям дана сила воспринять в себя такие мощные представления и устремиться к одному Духу. Пятидесятница же -- это плод, раскрытие этой силы. ... Когда люди в будущем узнают, что означает для них провозвестие Святого Духа, тогда праздник Пятидесятницы вновь станет живым». Он станет не воспоминанием о прошлом событии, а «всегда длящимся праздником Пятидесятницы душевного совместного стремления».98 (5)
     «Лишь частично элементарные духи вместе с человеком проделали человеческое развитие; отчасти они его враги, приносят болезни и смерть.
     В болезни преуспевают злые ундины; они лишают воду эфирного элемента и пронизывают ее астральным.
     В смерти приходят злые гномы и укрепляют душевное в связи с космическим; они служат Ариману, который хотел бы людей совершенно перевести из нижней природы в духовное.
     Сильфы ищут, как колебания воздуха привести в созвучие с земными колебаниями; они хотят способствовать тому, чтобы дыхание стало искусственным.
     Духи огня ищут как уравнять мировое и земное тепло. Правильные элементарные духи стали духами природы, т.е. они живут в природе, будучи свободными от нее; они творчески вмешиваются там, где имеет место процесс разрушения. Неправильные элементарные духи связывают себя с процессом разрушения, они тогда производят паразитирующую жизнь».Д.40, с.23-24


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

481. "Никому не понять воскресения, которое должно стать представлением, которое как истинное представление должно быть противопоставлено ложному представлению, будто смерть принадлежит чувственному миру, никому не понять воскресения, если не будет принят также его коррелят, Conceptio immaculata, непорочное зачатие, рождение как сверхчувственный факт. ...Это внутреннее связано с Мистерией Голгофы, что в Мистерии Голгофы содержится метаморфоза смерти, т.е. метаморфизирование из чувственного факта в сверхчувственный факт, и метаморфоза наследственности, состоящая в том, что отражаемое нам чувственным миром относительно наследственности, связанной с Мистерией Голгофы, переводится в сверхчувственное, в Conceptio immaculata".
     "Люди стали бы подобны любимой скотине, если бы не обратились к духу; и они подпали бы Люциферу, если бы обратились к духу". Так было бы без Мистерии Голгофы. Взгляд на мир вперед являл бы: люди хотят быть бессмертны в Люцифере; взгляд назад являл бы: мир толкуют по-другому, если наследственные признаки, сверхчувственные по своей природе, переносят в моральное; так было сфабриковано средневековое богохульство о наследственном грехе".184 (12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

745. "Через ложь можно приобрести определенную силу, поскольку ложь продолжает жить в другом.
     То же происходит, когда совершается зло. Сила, с которой в мире творят зло, есть сила отождест­вления (с другим существом), но только на неправильном месте. В мире не было бы зла, если бы не бы­ло этой святейшей силы превращения (отождествления)". 156 (3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

39. "Голова связана с образованием человеческого облика. Но образует ли голова наш собственный че­ловеческий облик? Этого она как раз и не делает. Вы должны бы уже привыкнуть к наблюдению, что голова постоянно в тайне хочет сделать из вас нечто иное, чем вы есть. Существуют мгновения, в которые вам хотелось бы голову сделать похожей на волка. В другие моменты вам хотелось бы, чтобы она выглядела как овца, затем как червь; вам хотелось бы сделать ее как у дракона. Все облики, которые ваша голова замышляет вместе с вами, вы находите распространенными в природе, в различных животных формах. Посмот­рите на животное царство, и вы можете сказать: это я сам, только оказанная мне системой моего туло­вища и системой конечностей услуга позволяет постоянно преобразовывать в человеческую форму исходящий от головы облик, например волка. Вы постоянно преодолеваете в себе животность. Вы побеждаете ее тем, что не даете ей полностью достичь бытия, а метаморфизируете ее, преобразуете".
     "Если голова слишком склоняется к тому, чтобы породить нечто от животного, то остальной организм противится это воспринимать, и тогда голову должна охватить мигрень, дабы искоренить это и т.п". 293 (12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1312. "Греки зеленое обозначали словом сhloros. И странно, что этим словом, которым мы обоз­начаем зеленое, они называли желтый мед, желтые листья осенью, а также желтую смолу. Греки употребля­ли одно слово для обозначения цвета темных волос; и тем же словом они называли камень ляпис-лазурь, синий камень. Ведь нельзя же подумать, что у греков были синие волосы. Можно со всей убедительностью доказать с помощью подобных вещей, что греки попросту не отличали желтого от зеленого, синий цвет видели иначе, чем мы, что все они видели живо в красноватом и желтоватом. Это подтверждается также римскими писателями, которые рассказывают, что греческие художники рисовали только четырьмя красками: черной, белой, красной и желтой".
     Греки видели синее не в зеленых нюансах, а в желтых. Все окружающее имело для них более огненный вид. Так протекает метаморфоза развития человечества. "Духовное видение являет со всей очевиднос­тью, что греки весь цветовой спектр имели сдвинутым в красную часть и не воспринимали синей и фиоле­товой части. Фиолетовое грек видел более красным, чем мы. Глядя глазами грека, нам пришлось бы со­всем в иных цветах рисовать ландшафт". "Развитие человечества идет через метаморфозу, и существенно при этом, что в то время, когда выступил интеллектуализм, когда человек начал размышлять — греки не размыш­ляли, греки жили предметно в природном мире, — в то самое время ощущения перешли к темным цветам, к синему, к сине-фиолетовому. Изменилось не только одно внутреннее души, но изменилось также и то, что из души изливается в чувства".
     "В то время, когда из эмоций, из симпатий и антипатий, из самой телесности восходили спиритуальные силы в виде голода, жажды, насыщения, то эти силы изливались вплоть до органов чувств. А изливающие­ся в некотором смысле из подтелесного в органы чувств силы, они для чувства зрения являются тем, что оживляет желтые и красные цветовые нюансы, оживляет способность воспринимать эти цветовые нюансы.Те­перь же мы вступаем в эпоху, когда прямо противоположное составляет серьезную задачу человечества. Греки были еще так организованы, что их прекрасное мировоззрение настолько обусловливалось чувствами, что в эти чувства изливалась, их одухотворяла органическая жизнь. Мы как человечество подавили на про­тяжении столетий эту проодухотворенную органическую жизнь. И мы должны душой, духом вновь ее оживить. Мы должны овладеть способностью проникать в душевно-духовное, как этому хочет способствовать Духовная наука.
     ... и тогда мы идем противоположным путем. У греков было так, что от телесности шел некий поток и изливался через глаза (см. рис.1, красное); у нас — все наоборот. Мы должны образовывать душевно­-духовное (синее), поток должен от этого душевно-духовного простирать­ся на организацию человека, и мы должны от духовно-душевного получать потоки в глазах и других чувствах... Мы врастаем в восприимчивость к синей части спектра.
     Схематически это можно нарисовать так: грек был восприимчив к красному, он жил в красном (рис.2). ... мы должны вживаться в другую часть спектра (рис.2,справа), но по мере вживания в эту часть мы должны наши органы чувств полностью переметаморфизировать, преобразовать.
     Органы чувств в их тонких структурах должны стать чем-то совсем другим, чем они были прежде. И вливающееся в органы чувств, является тем, что постепенно естественным путем образует, например через глаза, имагинацию, через уши — инспирацию, через чувство тепла — инту­ицию. Итак, через глаза должна быть образована имагинация, через уши — инспирация, через чувство теп­ла — интуиция".
     "Мы дожны одухотворить, одушевить интеллектуализм. Тогда то, что образует в нас духовное и душев­ное, станет действовать вплоть до человеческой организации. А если мы этого не сделаем?" Всякий ор­ган чувств, оставаясь без употребления, отмирает. "Рассмотрите свои глаза: в них надлежит вмешиваться тому, что в будущем человечества должно изливаться сверху вниз как спиритуальная жизнь. А если это не будет изливаться, тогда глаза обречены на заболевание. Через их собственную природу глаза человека станут больными, а также и уши, и чувство тепла". 198 (1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

От зрения к вкусу и обонянию

1318. "Давайте исследуем тесное родство — которому Духовная наука даст со временем ключ — между процессами, имеющими место в глазу, и процессами вкуса и запаха, особенно вкуса. Сравним разветвления вкусового нерва в соседние ткани с оптическим нервом в глазном яблоке. Эта связь настолько тесна, что мы не можем избежать рассмотрения аналогии с процессом в органах вкуса, если хотим внутренне охаракте­ризовать процесс зрения. Конечно, вкусовой нерв не простирается в нечто вроде высоко сложной структу­ры глаза, расположенной перед сетчаткой, вследствие чего зрение представляет собой крайне многообраз­ное явление. ... (но) в акте зрения мы совершаем трансформированный процесс вкуса, органические процессы вкуса сопровождаются процессами, обязанными своим существованием сложной структуре глаза. В каждом из наших чувств мы должны различать, что наш организм вбирает в себя из внешнего мира и что внешний мир получает из нашего организма. Мы должны следить за внутренним процессом: что там происходит, когда кровь приливает в сосудистую систему глаза? Этот процесс более ясно выражен у некоторых животных, ко­торые имеют не только зрительный аппарат, но также и процессы пектина и ксифолла. Эти последние вно­сят внутрь глаза Я, которое обычно оставляет глазное яблоко внутренне свободным. Но посредством кро­ви весь наш организм работает в глазу для всего процесса зрения. И там, в процессах зрения, — налицо трансформированный процесс вкуса. ...Процессы вкуса и зрения связаны с чем-то внешним, что сообщается с внутренним. Процесс вкуса должен претворяться в верхнем направлении, зрение есть верхняя метаморфоза вкуса. Но здесь должна быть еще и дополнительная, обращенная вниз метаморфоза вкуса... следуя за ме­таморфозами процессов вкуса, вниз, мы находим пищеварительный аппарат. ... Хорошее пищеварение основано на способности всего тракта к чувству вкуса, а плохое пищеварение зависит от неспособности к чувству вкуса. ... Как мы уже указали, вкус более вовлечен во взаимоотношения эф.и физ. тел; запах... также разветвляется, что проявляется в тенденции пищеварительных функций к акту выделения, тогда как, с дру­гой стороны, мы имеем выделительную функцию почек в виде мочи. Два разветвления — верхнее и нижнее — взаимно дополняют друг друга. Тут имеются два полюса: один, разделяющийся вверху на вкус и запах, дру­гой, разделяющийся внизу на, собственно, пищеварение и функцию, отдельную от пищеварения и основанную на более интимной активности почек". 312(8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Восприятия чувств и Я

1350. "В переживании самого Я через человека не содержится ничего такого, что возбуждалось бы процессами чувственных восприятий. Зато Я вбирает результаты процессов в чувственных восприятиях в свое собственное переживание и строит из них структуру своего внутреннего я-человека. Т.обр., этот я-человек полностью состоит из переживаний, имеющих свое происхождение вне Я, но после соответству­ющего чувственного переживания существующих далее в Я".
     "Считается, что переживание Я не может прийти в соприкосновение с внешним предметом. Он излучает свое существо, а я-переживание должно при соприкосновении отпрянуть назад. Тогда внутри Я возникает переживание, подобное переживанию осязания. При слабом противодействии Я в его переживание вступает нечто, втекает внешнее. Подобное происходит в переживании запаха". Отскок от внешнего может быть столь силен, что часть внешнего попадает в замкнувшееся в себе внутреннее и становится частью его. Это про­исходит в чувстве вкуса. Внешний мир, далее, может напечатлеть себя во внутреннем переживании. Это зрение. В нем внутри я-переживания внешний мир имеет дело с самим собой. Он как бы вчленяет себя в человека, а потом свое существо напечатлевает этому вчлененному ранее члену. Внешний мир, посылая се­бя во внутреннее, может целиком заполнить я-переживание. Тогда все внутреннее имеет свойство внешнего, оставаясь внутренним переживанием. "Излучение со стороны внешнего мира тогда открывается как не­что такое, что одного рода с внутренним. Я переживает внутреннее и внешнее как однородное. Таково чувство тепла. ... Представим себе тело, наполненное порождением внешнего теплового процесса, тогда имеет место второй род внутреннего переживания, как нечто такое, что наполняет Я и в самом Я становится я-природой. Т.обр., в Я встречается нечто вроде второго "я", наполняющего первое. Это второе "я" есть в действительности противостоящее первому я-переживание.
     Поскольку первое Я чувствует только само себя, второе "я" оно должно представлять себе как образ­ное ощущение. И тот внешний мир, в котором коренится второе "я", полностью стал внутренним миром.
     Если в обонянии, вкусе и зрении можно говорить об устремлении внешнего мира в я-переживание, то можно допустить случай, когда часть внешнего мира, ставшая внутренней, действует не только так, как в чувстве тепла, когда она наполняет внутреннюю жизнь, но еще и так, что мера этого наполнения выхо­дит наружу и в некотором роде заглушает внутреннее переживание. Тогда, как чувственное восприятие, оно возвещает о себе изнутри. Это имеет место в чувствах равновесия, движения и жизни. Благодаря им Я переживает свое внутреннее (физическое) наполнение".
     "Иначе обстоит дело в чувстве слуха. Здесь внешнему существу не то, чтобы позволялось подойти к я-переживанию, как в осязании; оно также не ввинчивается в я-переживание, как в чувствах вкуса, обоня­ния, зрения, но оно как бы озаряется лучами я-переживания; оно позволяет ему приблизиться к себе. Благодаря этому Я может нечто пережить — как бы самораспространение во внешнем мире, как перенесение я-переживания вовне. ... (при переживании цвета Я держится иначе). В еще большей мере это расшире­ние я-переживания в окружающем мире имеет место в чувстве слова и чувстве понятия".45, с.70-74
     "Все переживания органов чувств есть лишь ... различно модифицированные, или разделенные по степе­ням, я-переживания. В переживании самого Я человек стоит в непосредственном отношении со сверхчувственным миром. Другие я-переживания опосредуются ему органами. И через органы я-переживания открывают­ся в многообразии чувственной области".45, с. 75
     "При восприятии понятия оказывается, что выработанные человеком в предшествующей жизни понятия являются тем, что воспринимает новые понятия". Происходит раскрытие вовне и погружение в уже наличный орга­низм понятий. "Новому значению слова человек доступен в той мере, в какой он уже усвоил значения дру­гих слов". Организмы понятия и слова должны быть уже в наличии, чтобы я-переживание могло двигаться в этой области; они не вызываются силами, заложенными в жизни чувств. Но здесь необходимо еще нечто: Я должно противопоставить себя как ощущение переживанию понятия и слова.
     "Сверху вниз" можно мыслить разворачивание я-переживания; "снизу вверх" этому разворачиванию проти­вопоставляется я-организация, навстречу которой растет я-переживание. Подобно листьям на стебле, раз­вивающимся снизу вверх, ложатся на я-организацию образования организации понятий и слов, но идя свер­ху вниз.
     "Первоначальное я-переживание разворачивается из сверхчувственного мира, так что об обра­зовании организма Я, понятия и слова можно сказать, что в них работают силы, которые владеют тем же материалом, что находится и в я-переживании, только материал этот они слагают в образования, которые уже должны быть в наличии, чтобы я-переживание было чувственно воспринято". Проистекая из сверх­чувственного, я-переживание может быть воспринято лишь в наличный организм трех перечисленных чувств. С т.зр. астр.человека, я-организм дан в ощущении образов, которое возникает не благодаря переживаниям органов чувств. В организме понятий можно распознать силы вожделений; то же самое относится и к орга­низму слова: имеет место вожделение новых значений. "Из этого можно распознать деятельность астр. тела в становлении организма Я, понятия и слова".
     "В я-организации (приходящей) извне отражается обратно лишь собственная сущность Я; в организ­ме понятия собственное я-переживание в ином выражении отражается в само себя через внешнее; в организ­ме слова нечто от сути внешнего само переливается в я-переживание. И та принятая внешняя сущность дол­жна воспринять возникновение я-организма как нечто противоположное переживанию осязания (где мы узна­ем не внешнюю сущность, а только переживание собственного Я). Формообразование организма понятия она должна ощущать подобно тому, как человек ощущает свои жизненные процессы благодаря чувству жизни. Разница состоит лишь в том, что в чувстве жизни ощущаются собственные структуры, а та, (извне) воспри­нятая сущность в соответствующем ему органе чувства должна ощущать способ, каким это формируется в я —переживании человека".
     Если извне воспринятая сущность должна пережить имеющееся в чувстве слова внешнее излияние, то это может произойти через некую противоположность чувства движения, когда та сущ­ность ощущает движение, идущее внутрь собственной сущности, в я-переживание. "В действительности про­цесс образования организма понятия можно представить себе как направленное извне вовнутрь воспроизведение, образование организма слова, как врастание части воспринятого внешнего существа в я-пережива­ние. Только необходимо подумать о том, что в качестве материала для этого воспроизведения и роста ис­пользуются сами я-переживания".45, с.77-80
     В чувстве слуха звук принадлежит внешнему предмету. "Орган же слуха указывает на деятельность, бла­годаря которой он образуется способом, подобным тому, каким организм понятия образуется благодаря об­ратному чувству жизни, а организм слова — обратному чувству движения". Здесь мы имеем дело с обратным чувством равновесия; оно действует в образовании органа слуха. В чувстве тепла обнаруживается противоположное переживанию обоняния, в зрении — вкуса. Чувство вкуса можно также назвать вывернутым обоняни­ем. Но это выворачивание имеет иное значение, чем то, когда мы сравниваем чувство вкуса и зрения. За переживаниями органов чувств нет нужды представлять себе что-то материальное. Наблюдение же чувственного открывает непосредственно переживания чувств, а не находящееся позади них духовное.45, с. 81-85
     Я при осязании должно соприкоснуться с предметом и, испытав помеху, вернуться к себе. "Я-переживание налично тогда, когда всеобщность внутреннего переживания может разворачиваться беспрепятственно, если оно наполнено только своим собственным существом. Переживания других органов чувств лежат между этими пределами. В чувстве понятия переживание Я испытывает лишь малую помеху извне. Это переживание таково, что оно чувствует себя подавленным со стороны я-переживания. Его богатство приубавлено. ... Я отдает (нечто) от своего содержания восприятию понятия; происходит это по той причине, что оно чувствует идущую ему навстречу силу. Я как бы позволяет себе влиться в поток этой силы. И если бы имело место одно лишь уплывание я-переживания, то Я чувствовало бы лишь обеднение своего переживания. Но иду­щий навстречу поток силы — это реальность, и он взаимодействует с тем, что уплывает. Результатом их взаимодействия является переживание понятия. Теперь представим себе, что оба силовых потока текут в од­ном направлении, но при этом один существует уже давно, а другой приходит к нему. Затем второй поток изменяет первый и это изменение имеет свое основание в существе второго потока. Благодаря такому обра­зу становится наглядным восприятие понятия. Пусть оба потока представляют собой я-переживание. Старый поток течет в переживание понятия, новый — в собственное человеческое я-переживание. В их слиянии воз­никает изменение старого я-переживания. Это изменение выступает как третий факт наравне с обоими я-переживаниями". В этом изменении можно видеть орган восприятия понятия. Новое я-переживание образует его в старых.
     Этот же образ годится и для понимания чувства речи, только здесь молодое я-переживание встречает значительно большее изменение старого. И оно еще больше в чувстве слуха. "В нем старое я-пе­реживание отступает сильно назад позади изменения, которое оно испытывает от столкновения". В чувстве тепла старое я-переживание так изменяется, что принимает природу нового я-переживания. Внешнее тепло ощущается родственным внутреннему теплу. В чувстве зрения образ обоих потоков следует мыслить таким, что изменение новое я-переживание испытывает наравне со старым. При столкновении взаимодействуют их изменения. Нечто от обоих потоков втекает друг в друга, между ними возникает равновесие. В чувстве вкуса изменение нового я-переживания сильнее старого. Одна часть нового я-переживания уплывает, а другая возвращается в него обратно. В чувстве обоняния сила нового я-переживания возвращается в него обратно. В чувстве обоняния сила нового я-переживания возрастает еще более. И самым сильным оно оказывается в осязании. Здесь оно в соприкосновении со старым я-переживанием всецело сохраняет свое своеобразие и возвращается в себя. "В осязании человеческое Я высылает свои силы, чтобы при соприкосновении с вне­шним миром не испытать изменений, но чтобы вновь пережить их действующими в противоположном направле­нии". 45, с.131-134
     Если я-переживание в организме Я, понятия и слова имеет образ стремящегося сверху вниз растения, то всего остального человека можно представить себе как восстающего снизу вверх навстречу я-переживанию и приводящего его к некоему запруживанию в себе. Этот остальной человек есть временная предпосылка того, что стремится сверху вниз. Запруживание должны испытывать и силы, строящие органы чувств. И это происходит в их полярных противоположностях: в обратном действии чувства равновесия можно видеть стре­мящуюся навстречу деятельность силы звука; и так возникают задатки для органа слуха. Обоняние взаимо­действует с чувством тепла. "Обратное чувство обоняния проходит все тело, а с другой стороны идет об­ратное чувство вкуса, чтобы вместе с силой световых переживаний стать органообразующей силой для чувст­ва зрения". Т.обр.,из некоего окружения исходят силы, образующие органы чувств, чтобы действовать в центре. Но что локализует органы чувств — это иной природы, это силы органов жизни. "Лишь после того, как образованы органы жизни, отпечатлеваются в их облике органы восприятий". Но связи здесь не одно­образны. Например, органы осязания вообще не связаны с органообразующими силами органов жизни, ибо они от­ражают в себе лишь переживания органов жизни. То же относится к чувству жизни, движения и равновесия. "Назовем сумму сил, образующих в человеке органы жизни, эф. телом. Тогда становится очевидно, что эф. тело имеет свое происхождение в мире, лежащем над астральным. Это нижний духовный мир".45 с. 86-91


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1375. "Через Духов Формы человек получает свое самостоятельное Я. Благодаря силе, которая присое­диняется к мудрости во время земного состояния, это Я в будущем будет находиться в гармонии с сущес­твами Земли, Юпитера, Венеры и Вулкана. Это есть сила любви. Сила любви должна получить на­чало в человеке Земли. И Космос Мудрости развивается в Космос Любви. Из всего того, что может развернуть в себе Я, должна возникнуть любовь. Как всеобъемлющий праобраз любви является в своем откровении высокое Солнечное Существо, на Которое можно было указать при описании развития Импу­льса Христа. В сокровеннейшее ядро человеческого существа был погружен тем самым зародыш любви. И от­туда он должен излиться во все развитие. Как в современных силах природы, в силах внешнего, чувственного мира Земли проявляется развившаяся раньше мудрость, так в будущем во всех явлениях сама любовь будет проявлять­ся как новая природная сила. Тайна всего развития на будущие времена состоит в том, что познание и все, что совершает человек из истинного понимания развития, есть посев, который должен созреть как любовь. И сколько порождается силы любви, столько создается и творческого для будущих времен. В том, что возникает из любви, будут заложены великие силы, ведущие к вышеописан­ному конечному итогу, одухотворению. И сколько духовного познания вольется в развитие человечества и Земли, столько будет жизнеспособных зачатков для будущих времен. Духовное познание через то, что оно есть, превращается в любовь. ... Начиная с состояния Земли мудрость внешнего мира становится внут­ренней мудростью в человеке. И, ставши в нем внутренней, она делается зародышем любви. Мудрость есть условие Любви; Любовь есть плод возрожденной в Я Мудрости".13 (6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1565. Гете сказал, что с возрастом человек делается мистиком. Это значит, "...что его душа делается все полнее и полнее, все больше и больше сил замыкает в своем внутреннем". Силы переживания он извле­кает из глубин своей души. С возрастом у человека формируется как бы второе "я", образуя инволюцион­ный процесс за счет внутреннего образования переживаний. "Это второе существо (в человеке) имеет со­вершенно определенные свойства; прежде всего оно несет в себе значительную тягу быть самостоятельным и свободным в отношении того, что мы встречаем в жизни". Мы тогда стремимся образовать жизневоззрение, свободное от всяких языковых взаимосвязей. "Мы желаем выразить то, что может дать определенная языко­вая связь. И при этом мы вырастаем из того, во что вросли в юности". Развивающееся в нашем "я" стано­вится все свободнее от телесности. Это второе Я чувствует тем полнее, тем интенсивнее, чем незави­симее чувствует оно себя от того, что возросло в нем от юности. "Это "я" несет в себе силу, дабы об­разовать нового, другого человека, чем тот, через которого оно выработало само себя". Это подобно семени, которое образовало растение и запаслось силой, чтобы стать основой для нового растения. "Так возрастает в нас душевно-духовное семя". 62 с.166-169


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1679. "Всякий раз, когда мы имеем мысль, она рождается из воли; и всякий раз, когда мы волим, мысль умирает в воле". Шопенгауэр в этой связи был односторонен, видя реальное только в воле. "И когда мы в нашей душевной жизни постоянно вплетаем одно в другое, мысли в волю, то мы также имеем рождение, восхо­дящее к зачатию — ибо восприятие есть зачатие, — и умирание. ... Это та же метаморфоза, о которой говорил Гете, только на ступень выше".181 (12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

141. До реформации огромные земельные владения принадлежали церковным властям. Затем они были экспроприированы и перешли во владение светских властей. Немало тех, у кого в ходе реформации были отняты земли (особенно в Англии), переселились затем в Америку. "Так что экономические отношения были в высшей степени решающими при метаморфозе нового исторического развития, которое обычно называют реформацией. На поверхности дело выглядело так, что в души людей должен был войти новый дух, а старое церковное правление слишком сильно связало мирской элемент с духовным; нужно же было вообще искать духовный путь ко Христу и т.д." 191(6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

446. "Человек может, если желает, пойти в музей, где одна за другой выставлены мумии. И если вооружиться универсальным взглядом, например гeтевским взглядом, способным видеть метаморфозу, и пройти через музейные залы, а затем выйти на улицу, то можно обрести чувство: сегодня, в век интеллектуализма нет разницы между музеем и улицей; а то обстоятельство, что мумии в музее не ходят, люди же на улице ходят, является всего лишь случайностью, лишь чем-то поверхностным. Люди, идущие по улице в интеллектуалистический век, являются мумиями, душевными мумиями, поскольку они целиком исполнены мeртвыми интеллектуалистическими мыслями, мыслями, которые не могут жить". 216(7)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1520."Эстетический тип столь же свойственен Средней Европы, как этический тип Востоку, а утилитаристский, интеллектуалистический тип — Западу". "Этическая точка зрения может однажды рационализироваться, интеллектуализироваться. Все в мире подвержено различным метаморфозам и является совсем в иной форме. Так, этическая точка зрения Востока, совершенно очевидно, не интеллектуалистична, но ее можно повстречать и в таком обличье, можно интеллектуализировать и ее, тогда она "кенигсбергизируется", становится кантианской. "Долг! Ты возвышенное, великое имя..." (у Канта) речь идет о подчинении нравственному". 191(14)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     367
. "Представьте себе ароматические качества растений, через которые, в некотором смысле, они стремятся уйти от процессов затвердения в направлении растворения, превосходя все возможности в стремлении к атмосфере. В запахе растение проецирует свои духовные качества в атмосферу, так что она содержит в себе часть сущности растения в аромате. Что происходит физически, когда растения рассеивают свои ароматические вещества в воздухе, нарушая процессы затвердения и посылая вперед нечто такое, что имеет тенденцию становиться, в свою очередь, цветами? — Просто процесс сгорания, направленный назад. ... Проследим теперь, что происходит в растениях? Что продуцирует запах? Это есть нечто, сидящее глубоко и стремящееся не рассеивать формирующие силы в воздухе, а наоборот, собирать их для использования в строительстве внутренней структуры. — Если вы проследите эти силы, используя орган вкуса, то вы придете к процессам, лежащим ниже затвердения в растениях, т.е. к солеобразованию, которое является превращением на другом уровне в затвердение. Так что в растениях мы находим удивительные метаморфозы. Ароматический процесс, направленный вверх, есть, в некотором смысле, задержанный процесс горения, который может вести к начальной ступени горения (ибо процесс ароматизации есть процесс горения), в то время как в тенденциях, направленных вниз, вы имеете процессы затвердевания и солификации (отложение солей), и то, что вы пробуете на вкус, есть нечто оттягивающее назад, к процессу солификации. Но если солевая субстанция откладывается в тканях самих растений, то это есть нечто такое, что делает шаг в сторону от формирования растения: растение направляет эти силы вниз, к их фактическому бытию. Здесь мы имеем рациональное зерно для нахождения лекарственных средств и для охвата всего царства растений, т.к. становится ясным, что там происходит". 312 (8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     403
. В очень древние эпохи развития на Земле жили такие грубые животные, которых палеонтология называет ихтиозаврами, плезиозаврами и т.п. "Те существа возникли на Земле не благодаря физической материи, они были образованы космосом, эфиром. И когда приблизилось время, в которое они начали вымирать, то вся эфирная материя осталась (см.рис. желтое). ... И эта эфирная материя дала побуждение к тому, что через какое-то время после того, как эфирное образование прошло через космос, на Земле образовались другие существа. От них опять-таки осталось эфирное, и из, него снова образовались новые существа.

     И, наконец, возник мир животных, которые существуют теперь". Итак, мы имеем следующие один за другим три периода, где животные формы следуют одна за другой. "Но чтобы последующее могло возникнуть из предыдущего, для этого необходимо прохождение через космос с помощью эфирного, как для человека необходимо прохождение через космос между двумя земными жизнями. И если здесь, наконец, мы имеем существ (красное), то это должно было, опять-таки, перейти в эфир; и в определенный период, образуясь из эфира, смог выступить человек. Но постепенно, окольным путем, через определенное, идущее из космоса, влияние ". 225 (8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     417
. Бабочка никогда не положит яйцо там, где оно не будет каким-либо образом связано с Солнцем.... Она откладывает его в область Солнца. Бабочка не нисходит до Земли. Повсюду, где в земном присутствует Солнце, она ищет место, где ей отложить яйца, чтобы они находились под влиянием Солнца. О влиянии Земли при этом речи не идет.
     Затем, как вы знаете, из яйца бабочки вылезает гусеница и остается под влиянием Солнца, но переходит еще под другое влияние. Гусеница не могла бы выползти, если бы не переходила под другое влияние, под влияние Марса.
     Если вы представите себе Землю и вращающийся вокруг нее Марс, то потоки, исходящие от Марса, присутствуют повсюду, ибо мы имеем дело со сферой Марса, и ползающая гусеница пребывает в этой сфере Марса. Когда затем она превращается в куколку, то образует кокон. Гусеница подвержена действию света, следует за лучом света, ткет по нему путь, останавливается, когда темнеет, и снова ткет. Все это, собственно, космический солнечный свет, пронизанный материей. Возьмите, например, кокон шелковичного червя, от которого получают шелк. В основе шелка лежит солнечный свет, материей затканный солнечный свет. Из субстанции своего тела плетет шелковичный червь вдоль солнечного луча нить и образует из нее вокруг себя кокон. Но чтобы это могло происходить, необходимо воздействие Юпитера. Солнечные лучи должны быть модифицированы воздействием Юпитера. Затем, как вы знаете, из кокона, из куколки выползает бабочка, мотылек, блистающий светом и несомый светом. Он покидает темное пространство, в которое свет проникал наподобие того, как это имело место в кромлехе (у древних друидов). Здесь Солнце приходит под влияние Сатурна и только вместе с Сатурном может так посылать в воздух свет, что мотылек может блистать в воздухе своими многообразными цветами".
     Т.обр, бабочки, стрекозы — это не земные образования. Космос дарит их Земле. Сатурн дает им цвет, Солнце — силу полета и т.д. Одна Земля не в состоянии произвести ни одного насекомого, даже блошки. Планеты, в свою очередь, могут воздействовать на Землю, образуя в ней насекомых, благодаря двум первым ее метаморфозам (сатурнической и солнечной).
     В начале третьей, лунной метаморфозы Солнце еще было соединено с Землей, и тогда бабочки не были столь чопорны, ибо, доверяя яйцо Земле, они его в то же время доверяли и Солнцу. Доверять Земле тогда означало и доверять планетам. Все изменилось, лишь когда Земля получила твердость, воду, магнетические силы Луны. "И тогда те зародыши, которые вошли в сферу земно-водного действия, стали зародышами растений, а те, которые остались вверху (в тепло-воздушном), остались зародышами насекомых. ... Когда семя становится земным, то оно развивает не бабочку, но, будучи доверенным Земле — а не Солнцу, —оно развивает корень растения, первое, что получается из семени. А вместо гусеницы, что выползает из яйца силой Марса, возникают листья, располагающиеся по спирали.
     Лист — это подпавшая под земное влияние гусеница. Посмотрите на ползающую гусеницу, и вы увидите, что именно в высшем соответствует нижнему, листу растения, метаморфизировавшемуся из того, что стало корнем благодаря семени, перемещенному из солнечной сферы в земную.
     Пойдемте далее, до верха растения, где расположена чашечка, то, что у насекомого является куколкой. Наконец, в воздухе разворачиваются мотылек и цветок — оба одинаково цветистые. Круг замкнулся. Как бабочка откладывает свое яйцо, так цветок развивает семена для будущего. И вот, вы смотрите на бабочку в воздухе, вы понимаете ее — это поднявшееся в воздух растение. Что под влиянием Солнца и верхних планет развивается от яйца до мотылька — это внизу под влиянием Земли становится растением. Когда возникает лист (см.рис.), то мы имеем влияние Луны на Земле, затем идет влияние Венеры и Меркурия. Затем снова приходит влияние Земли — это семя. Т.обр., вы видите, что два изречения могут нам выразить большую тайну природы:
     Посмотрите на растение!
     Оно есть Землей скованная бабочка.
     Посмотрите на бабочку!
     Она есть космосом освобожденное растение".
     Поэтому не удивительно, что насекомые и растения находятся в такой тесной взаимосвязи. Духовные существа, составляющие основу насекомых, говорят: Растения — это наши братья, схваченные Землей и потому ведущие другую жизнь. А духи растений говорят: Насекомые — это наши небесные родственники. Космос творит художественно. Растения тоскуют по Небу. Вид бабочки успокаивает их. "Излучающееся тепло, излучающаяся тоска (от цветка), а с Неба сияет удовлетворение: таково общение мира цветов и мира бабочек. 230 (4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     435
. "Мы должны существо бабочки представлять себе таким, что оно некоторым обр. является зеркальным отражением красот высшего космоса. В то время как человек то, что является верхним космосом, воспринимает в себя, замыкает в себе, делает внутренне-душевным, душевным как концентрацию космоса, которая затем излучается вовне и в человеческой голове дает себе форму, в то время как мы, т.обр., в человеческой голове имеем нечто, образованное изнутри наружу, в существе бабочки мы имеем нечто, образованное снаружи вовнутрь. И тот, кто эти вещи рассматривает ясновидчески, научается чему-то колоссальному, когда подходит к делу, говоря себе: Я хочу обосновать тайну, древнейшую тайну, сатурническую тайну человеческой головы, я хочу знать, что за силы господствуют внутри черепа. ... И он должен тогда указать себе на то, что человек повсюду видит вовне, что повсюду излучается внешне! Чтобы изучить человеческое существо, чтобы познать чудо его собственной головы, необходимо изучить чудо, каким является бабочка во внешней природе: это большое учение, которое ясновидящему наблюдателю дает космос.
     Когда эволюция делает шаг от времени Сатурна ко времени Солнца, тогда возникает существо, обладающее воздушно преобразованной, воздушно метаморфизированной головой; но одновременно вычленяется, в тонкой, конечно, субстанции, то, что позже становится грудной организацией, дыхательным и сердечным образованием человека. Итак, здесь — на Сатурне — мы имеем в основном метаморфозу, которая представляет человеческую голову. Но перейдем к солнечному времени; тогда мы имеем человека головы и груди, ибо к голове человека причленяется грудь. В начале солнечного времени возникает то, представителем чего является орел. В начале солнечного времени возникает птичье племя, а во второй его половине — зачатки того животного племени, которое можно назвать грудными животными, например львы — как представители, — но также и другие животные. Т.обр., зачатки этих животных восходят ко времени древнего Солнца. ...
     ... Первое, что человек выработал в эволюции, —это голова. Остальные органы возникли как дополнение к ней, они как бы висят на головном образовании. В космической эволюции человек растет от головы вниз. Зато лев, например, во время др. Солнца, во время второй его половины, образовался как животное грудное, как животное с сильным дыханием и очень маленькой, чахлой головой. И когда уже в земное время Солнце выделилось из Земли и действовало извне, лишь тогда из груди образовалась голова. Лев, т.обр., растет от груди, человек — от головы вниз. Это космическое различие в эволюции их обоих.
     ... Во время древнего Солнца человек был пронизан блистанием, волнами света, воздуха и для своего питания нуждался в дыхательном аппарате, примыкавшем к нему снизу. Человек в солнечное время представляет собой головной и дыхательный орган. Во время др. Луны он вчленяет в себя систему пищеварения, и с этим он получает нижнюю часть тела. А поскольку на Луне субстанции были водные, то он имел определенные выросты, которые позволяли ему, плавая, передвигаться в воде. О руках и ногах речь может идти только в земное время, когда существует сила тяжести и образует то, что, прежде всего, идет вдоль направления силы тяжести: конечности". Тот аппарат пищеварения был совсем другим и не мог служить свободной подвижности. В животном мире в то время образуется тот животный род, представителем которого является корова. На древней Луне она в основном образует один только аппарат пищеварения, позже из него вырастают грудь и голова; это происходит на Земле после выделения Луны. "Итак, вы видите: человек растет от головы вниз, лев — от головы вверх и вниз, корова — от аппарата пищеварения ... вверх, к сердцу, к голове".
     Наравне с описанными животными в соответствующие эпохи возникают и другие. Некоторые из них возникают во время последней лунной метаморфозы, они тогда получают свои первые зачатки. "Но они, например, не могут соучаствовать в выходе Луны ... который вытянул из живота коровы сердечный и головной органы; и эти выступившие позже животные остались на той точке, которой отмечено появление пищеварения у человека. . ... на той ступени, которую человек носит в нижней части своего тела.
     И как орел и бабочка должны быть причислены к голове, лев — к груди, так корова — к нижней части тела; но — я бы сказал, — будучи животным позднейшей эволюции, корова получила и всю верхнюю часть, тогда как амфибии и рептилии, а значит, и жабы, лягушки, змеи, ящерицы и т.д. получили лишь человеческую нижнюю часть, его аппарат пищеварения. Они суть один лишь аппарат пищеварения, возникший как животные.
     Они возникли во второй половине лунного времени как в высшей степени неуклюжие формы, как странствующие желудки и кишки. И только лишь в земное время они получили не особенно приятно выглядящие головные части; разглядите сами лягушку и жабу или змею! ... И в земное время, когда человек выработал конечности под влиянием земной тяжести и магнетизма, у черепах — возьмите их опять же как представителей — от панциря простерлись в стороны голова и лапы, причем голова выросла наподобие конечности. И здесь вы можете понять, сколь неуклюжа голова у рептилий и амфибий. Она образована так, что вызывает чувство: за губами здесь сразу начинается желудок. ... И, фактически, можно сказать, что как человек носит продукты пищеварения в кишечнике, так космос окольным путем, через Землю, носит жаб, змей, лягушек в некоторого рода космическом кишечнике, образуя их в водно-земном элементе Земли.
     Что связано более с человеческим размножением, что получило свои первые зачатки в самое последнее время древней Луны, — это в земной метаморфозе выступило как рыбы и еще более низшие животные. Так что их следует рассматривать как результат развития тех существ, которые возникли в ряду животных в тот момент эволюции, когда человек к органам пищеварения присоединил органы размножения. Змея является посредницей между органом размножения и органом пищеварения.
     Если правильно рассмотреть человеческую природу, то что тогда представляет собой змея? Змея, будучи правильно увиденной в человеческой природе, представляет собой т.наз. почечный канал. Она возникла в то же время мировой эволюции, когда у человека выработался почечный канал".
     "В бабочке, в птице мы имеем нечто такое, что напоминает о тех духовных формах, среди которых жил человек до того, как низошел на Землю, о существах высших Иерархии. И если смотреть на бабочек, птиц, то они являют собой маленькие преображения, метаморфизированные воспоминания о тех формах, которые окружали человека как духовные формы, когда он еще не сошел в земное развитие. Поскольку земная материя тяжела и должна преодолеваться, то бабочки стянули свой гигантский облик, который они имеют, до совсем малого. И если вам удастся отделить от бабочки все, что составляет земную материю, то она обратится в облик Архангела, как духовное, как световое существо. В животных, населяющих воздух, мы имеем земное отображение того, что в высших сферах пребывает духовным образом. Поэтому во времена инстинктивного ясновидения было естественным из форм летающих животных художественно делать символические изображения, образные формы духовных существ высших Иерархий. Это имеет внутреннее основание. И физические формы бабочек и птиц — это физические метаморфозы духовных существ. Но духовные существа метаморфизировались, и их метаморфизированными отображениями являются бабочки и птицы; Иерархии же — это, естественно, другие существа".
     "Проодухотворенную земную материю, которая высылается в космос бабочками, можно, заимствовав выражение из физики Солнца, назвать короной бабочек. Эта корона бабочек постоянно излучается в космос. Но в ней также излучается то, что племя птиц посылает в космос, когда птицы умирают. Так что туда, в космос, излучается одухотворенная материя птиц. И глядя извне, духовно, можно увидать мерцающую корону, исходящую от племени бабочек — по определенным законам она сохраняется и зимой, —и в форме лучей из нее исходят излияния птиц.
     Видите ли, когда человек собирается низойти из духовного мира в физический, то сначала ему предстает корона бабочек. Это изумительное излучение одухотворенной земной материи, которое зовет его в физическое бытие. А излучение короны птиц ощущается более как силы, которые его притягивают". Вступая затем в земной элемент, человек находит его подготовленным для себя в теле матери, где он сначала получает головную организацию (как метаморфозу всего тела предыдущей жизни), а затем организм пищеварения. Образованию головы также родственно все то, что является в короне бабочек и птиц. "Если бы все это образовалось само извне в теллурическом, разделяясь на части в земном, то оно стало бы тем, чем являются низшие животные формы, амфибии и рептилии ... рыбы и еще более низшие животные". (В этой связи полезно обдумать вопрос: что могло образоваться в той колбе, где итальянский ученый некоторое время тому назад пытался вырастить человеческий эмбрион? — Прим.составителя).
     Мы рассмотрели бабочку как световое существо, птиц — как воздушное. Рыбы живут в водном элементе, который пронизан всевозможными космическими силами, силами звезд. "... и рыба чувствует себя как земноводное существо ... рыба чувствует себя как то, что включает в себя воду, она чувствует себя как окружение воды. Она чувствует себя как блистающую оболочку, покров воды. Но саму воду она чувствует как чуждый элемент, входящий и выходящий из нее, приносящий воздух, необходимый ей, но воду и воздух она чувствует как чуждое. ... благодаря тому, что она чувствует себя как оболочка и вода остается связанной с остальным водным элементом, благодаря этому рыба чувствует эфир как то, в чем она, собственно, живет; астральное же она не переживает как принадлежащее к ней. Рыба — это удивительное животное. Она по-настоящему эфирна. Сама по себе она является физической оболочкой воды. Воду, находящуюся в ней, она чувствует принадлежащей ко всей воде в мире. ... и повсюду во влаге (а она есть везде) она воспринимает эфир". Если бы рыба могла говорить, то она сказала бы: "Я являюсь покровом, но покровом, несущим распро-страненный повсюду водный элемент, носитель эфирного элемента. В эфире я, собственно, плаваю. Рыба могла бы сказать: Вода — это майя, действительностью является эфир, в котором я, собственно, и плаваю. — Итак, рыба чувствует свою жизнь как жизнь Земли. ... и потому она принимает участие во всем, что происходит в кругообороте года с Землей: выход эфирных сил летом и их возвращение. Так что рыба чувствует нечто такое, что дышит во всей Земле. Эфир рыба ощущает как дыхание Земли.
     Однажды д-р Ваксмут говорил здесь о дыхании Земли. Это было очень хорошее сообщение. ... Иначе это обстоит у растений и амфибий. У лягушек, например, это выступает особенно характерно. Они менее связаны с эфирным элементом космоса, они более связаны с астральным элементом космоса. Если спросить рыбу: Как обстоит дело с тобой? — то она ответит: Здесь, на Земле, я — земнорожденное творение, образованное из земно-влажного элемента; но моя настоящая жизнь является жизнью всей Земли с ее космическим дыханием. — У лягушки это обстоит значительно иначе. Она принимает участие во всеобщей астральности.
     Я рассказал вам, как астральность космоса сверху касается цветов. С этой астральностью, с этим, в определенном роде, астр.телом Земли лягушка связана так же, как рыба с эф.телом. Лягушка имеет очень крепкое собственное эф.тело, более крепкое, чем у рыбы, но она живет во всеобщей астральности, поэтому она сопереживает годовые процессы астрального Земли в испарениях и конденсации воды". Другие амфибии проделывают то же, что и лягушки, но в более слабой степени. "Лягушка является носителем чувства, которое имеет Земля в периоды дождей и в сухие периоды. Поэтому при различных погодных отношениях вы слышите более или менее прекрасные или ужасные лягушиные концерты. Лягушки выражают в них то, что они сопереживают в астральном теле Земли. Они не квакают, не побуждаясь к тому всем космосом.
     Теми же силами, какими человек переживает, космос образует внешнюю природу: змей, жаб, лягушек. И если, например, вы хотите изучить толстый кишечник у человека — в природе обо всем следует говорить не с отвращением, а объективно, — процессы выделения в нем, то вам следует заняться внешним изучением жаб".
     Итак, в видимом мы получили образ того, как Земля, со своей стороны, сопереживает космическую жизнь. Ибо посмотрите на своего рода органы выделения Земли: ее выделения не менее живые, чем у человека, она вообще выделяет живое, например жаб, и этим избавляется от того, что ей не нужно. ... повсюду во внешнем мире содержится внутреннее природы. Мы можем изучить все внутреннее существо человека, если поймем, как ткет и живет внешний космос". 230 (6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Отношение к мышлению

     568
. "Наблюдая мышление, человек вглядывается в мировые свершения, и ему не нужно исследовать их согласно какой-либо идее, так как это свершение уже само есть идея. Обычно переживаемое единство созерцания и идеи является здесь переживанием открытой созерцанию духовности мира идей. Человек, который созерцает эту покоющуюся в себе самом деятельность, чувствует свободу. Гете именно переживал это ощущение, никогда не высказывая его в высшей форме. В своих естественнонаучных занятиях он терпеливо упражнял некоторую свободную деятельность; но она так и не стала его главным делом. Он никогда не заглядывал за кулисы человеческого познания, и поэтому идея мирового свершения в ее изначальной форме, в своей высшей метаморфозе никогда не была усвоена его сознанием. Но коль скоро человек поднялся к созерцанию этой метаморфозы, он уверенно движется в царстве вещей. В самом средоточии своей личности находит он верный исходный пункт для всех рассмотрений мира. Ему нет больше нужды искать вне себя неведомых оснований и вне его лежащих причин вещей; он знает, что высшее переживание, на которое он только способен, состоит в саморассмотрении собственной сущности. Кто способен полностью проникнуться чувством, вызывающим это переживание, тот встанет в правильное отношение к вещам. В противном случае человек будет вынужден искать высшую форму бытия где-нибудь в другом месте и, не находя ее следов в своем опыте, предположит ее в неизвестной области действительности. Его наблюдению вещей будет сопутствовать некоторая неуверенность, заставляющая его вместо ответа на вопросы природы ссылаться на неисследованное".
     "Гете недостает органа для рассмотрения наивнутреннейшей природы человека, для самосозерцания. "Здесь должен я сознаться, — говорит он, — что столь величественно и значительно звучащая задача: "Познай самого себя!" с давних пор казалась мне подозрительной, подобной скрытому лукавству священника, повергающего человека в смятение своими требованиями и пытающегося, отвлекая человека от деятельности во внешнем мире, склонить его к ложной внутренней созерцательности. Человек знает себя лишь постольку, поскольку знает мир, который он постигает только в себе самом, а себя — только в нем. Каждый новый предмет, хорошо рассмотренный, раскрывает в нас новый орган". Об этом следовало бы сказать как раз обратное: человек знает мир лишь постольку, поскольку он знает себя. Ибо в его внутреннем в самой изначальной форме открывается то, что во внешних вещах наличествует как созерцание в отблесках, примерах, символах. Но то, о чем человек может говорить как о непостижимом, неисследимом, Божественном, — это выступает в истинном облике перед его очами только в самосозерцании. ... Переживший мгновение самосозерцания не будет искать позади явлений скрытого Бога: он схватывает Божественное в его различных метаморфозах в природе".
     "Поскольку мышление Гете всегда было наполнено предметами созерцания, поскольку мышление у него было созерцанием, а его созерцание — мышлением, то он не мог прийти к тому, чтобы сделать объектом мышления само мышление. Гете не делал различий между мышлением о мышлении и созерцанием мышления. В противном случае он пришел бы к выводу, что как раз в духе его мировоззрения лежит не мышление о мышлении, а созерцание мира мыслей. К осуществлению всех остальных воззрений человек не причастен. В нем оживают идеи этих воззрений, существование которых обусловлено наличием в нем продуктивной силы, которая делает их достоянием внешнего явления. Если идеи составляют содержание того, что действует в вещах, то они также приходят в феноменальный мир посредством человеческой деятельности. Таким образом, человек может познать собственную природу мира идей лишь тогда, когда созерцает свою деятельность. Всякое иное созерцание затрагивает только действующие идеи, тогда как вещи, в которых эти идеи действуют, остаются, как восприятия, вне его духа. В созерцании идеи действующее и содеянное полностью содержатся в его внутреннем. Он полностью осуществляет весь процесс в своем внутреннем. Тогда созерцание перестает быть производным от идеи, оно само становится идеей. Но это созерцание, которое само себя производит, есть созерцание свободы".
     "Гете не пришел к созерцанию свободы, поскольку имел предубеждение против самопознания. Не будь этого, познание человека как свободной, зиждущейся на себе самой личности составило бы вершину его мировоззрения. Ростки этого познания у него выступают повсеместно, но вместе с тем это ростки его воззрения на природу".
     "Он вовсе не намеревался напяливать одну и ту же мыслительную форму на все явления природы, но через вживание в различные мыслительные формы он хотел сохранить дух столь же подвижным и живым, какова и сама природа. Коль скоро в нем так сильно заявляло о себе ощущение великого единства всех природных воздействий, то он был пантеистом. Он пишет: "Что касается меня, то при многообразии тенденций моего существа я не могу удовлетвориться одним образом мышления. Как поэт и художник я политеист, как естествоиспытатель я пантеист, притом решительно и тот и другой. Пожелай я Бога для моей личности нравственного человека, то и для этого все уже сделано". (Письмо к Якоби от 6.1.1813.)"
     "Как и относительно некоторых вещей, касающихся его остального воззрения на мир, мысль Гете не имела уверенности и во взгляде на происхождение нравственного. ... Что в Гете преобладало чувство истинной природы нравственного, которое, однако, он не мог возвысить до ясного созерцания, — это видно из следующего высказывания: "Воля, дабы стать совершенной, должна в нравственном покориться совести, которая не обманывает. ... Совесть не нуждается в каком-либо могущественном предке, наделяющем ее всем необходимым, она имеет дело только с собственным внутренним миром". Это означает, что человек не имеет какого бы то ни было предзаданного нравственного содержания; он дает его себе сам. Данному высказыванию противостоит другое, перемещающее источник нравственности во внеположенную человеку область: "Человек, властно притягиваемый Землей с ее тысячами тысяч разнообразных феноменов, обращает, однако, взор свой также и к Небу, ибо глубоко и ясно чувствует себя гражданином духовных царств, от коих мы не отреклись и в которые не утратили веру". "Все, что является неразрешимым, мы передали Богу как все обусловливающему и всеобожающему Существу"." 6(6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     569
. Мышление Гете "свои понятия постоянно метаморфизировало, и благодаря этому они, я бы сказал, внутренне подходили к тому ходу, который имеет место и в растительной природе". 78, с.25


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     586
. "Хотя гетевское мировоззрение и гегелевская философия полностью соответствуют друг другу, но было бы большим заблуждением давать одинаковую оценку мыслительным достижениям Гете и Гегеля. Оба пользовались одинаковыми способами представления. Оба отклоняли самонаблюдение. Однако Гете распространил свою рефлексию на те области, где недостаток восприятия не приносил вреда. Он также не видел мира идей как (объекта) восприятия; но он все-таки жил в мире идей и дал ему проникнуть в свои наблюдения. Подобно Гете, Гегель не имел мира идей в восприятии, но созерцал его как индивидуальное духо-бытие; он установил свою рефлексию как раз над миром идей. Отсюда по многим направлениям пошли заблуждения и аберрации. Обрати он свои наблюдения на природу, они оказались бы столь же полноценными, как и наблюдения Гете. Но если бы Гете попытался соорудить философское мыслительное здание, ему вскоре пришлось бы утратить уверенное видение истинной действительности, которым он руководствовался в своих рассмотрениях природы".
     "Гетевское рассмотрение мира доходит только до определенной границы. Он наблюдал световые и цветовые явления и проник к прафеномену; он хотел разобраться в многообразии растительного мира и пришел к своему чувственно-сверхчувственному прарастению. От прафеномена или прарастения он не поднялся к высшим принципам объяснения. Это он предоставил философам. Он был удовлетворен уже тем, что "находится на такой эмпирической высоте, откуда, глядя назад, можно наблюдать опыт на всех его стадиях, а впереди — царство теории, в которое нельзя войти, но заглянуть все-таки можно". В рассмотрении действительного Гете идет столь далеко, пока навстречу ему не выступят идеи. В какой взаимосвязи по отношению друг к другу находятся идеи, как внутри идеального одно происходит из другого, — это задачи, которые только начинаются на той эмпирической высоте, на которой остался стоять Гете. "Идея вечна и единственна", — думал он. "Что мы нуждаемся в множественности — это не приносит пользы. Все, что мы обнаруживаем, и о чем можем говорить, суть только манифестации Идеи". Однако, когда идея выступает в явлении как множество отдельных идей (например, идея растения, идея животного)... мы должны свести их к некой основной форме, подобно тому, как растение сводится к листу. Также и отдельные идеи различаются только в явлении, тогда как в своей подлинной сущности они идентичны. Это так согласуется с духом гетевского мировоззрения — говорить о метаморфозе идей как о метаморфозе растений. Философом, пытавшимся представить эту метаморфозу идей, был Гегель. Благодаря этому он является философом гетевского мировоззрения. Исходит он из простейшей идеи — чистого "бытия", в котором полностью утаен настоящий облик мировых явлений. Богатое содержание этого понятия становится бескровной абстракцией. Можно бы упрекнуть Гегеля в том, что он из чистого "бытия" выводит все содержание мира идей. Но, "по идее", чистое бытие содержит в себе весь мир идей, подобно тому, как лист, по идее, содержит целое растение. Гегель прослеживает метаморфозу идей от чистого абстрактного бытия вплоть до той ступени, где идея становится непосредственно действительным явлением. Эту высочайшую ступень он усматривает в явлении самой философии. Ибо деятельные в мире идеи предстают в философии в своем первозданном облике. Выражаясь в гетевском стиле, можно было бы сказать примерно следующее: Философия есть идея в ее величайшем распространении; чистое бытие есть идея в ее крайнем стягивании. Тот факт, что Гегель усматривал в философии совершеннейшую метаморфозу идеи, свидетельствует о том, что от истинного самонаблюдения он отстоял так же далеко, как и Гете. Некоторая вещь достигает своей высшей метаморфозы тогда, когда в восприятии, в непосредственной жизни вырабатывает свое полное содержание. Однако философия содержит идейное содержание мира не в форме жизни, а в форме мыслей. Живая идея, идея как восприятие есть достояние одного лишь человеческого самонаблюдения. Философия Гегеля ни в коем случае не является мировоззрением свободы, ибо содержание мира в его высочайшей форме она ищет не на основе человеческой личности. А на этой основе всякое содержание является совершенно индивидуальным. Не этого индивидуального искал Гегель, а всеобщего, родового. Поэтому он перенес источник нравственного во внеположенный человеческому индивиду миропорядок, который должен содержать нравственные идеи. Человек, таким образом, не может иметь собственной моральной цели и должен поэтому почерпнуть ее в нравственном мировом порядке. Отдельное, индивидуальное представлялось Гегелю именно дурным, когда оно настаивало на своей обособленности. Только в лоне целого обретает оно свою ценность. Макс Штирнер усмотрел в этом умонастроение буржуазии: "и ее поэт Гете, и философ ее Гегель сознательно прославляли зависимость субъекта от объекта, и послушание перед объективным миром..." Здесь опять-таки появляется другой односторонний способ представления. Гегелю, как и Гете, недоставало созерцания свободы, так как оба они обошлись без прозрения во внутреннейшее существо мира идей. Гегель чувствовал себя философом совершенно гетевского мировоззрения. Он писал ему 20 февраля 1821 года: "Простое и абстрактное, которое Вы так удачно называете прафеноменом, ставите Вы на вершину, затем указываете на конкретные явления, как на возникающие благодаря присоединению дальнейших способов влияния и обстоятельств и управляете целым процессом так, чтобы эта последовательность от простых условий простиралась к сложносоставному, чтобы запутанное, будучи ранжированным таким образом, явилось бы, благодаря этой декомпозиции, во всей своей ясности. Проследите прафеномен, освободив его от случайных для него обстоятельств — чтобы абстрактно, как мы это называем, схватить его, — я почитаю это делом великого духовного чувства природы, кроме того вся процедура имеет большое значение для настоящей научности познания на этой ниве..." 6(12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Законы

     655б
. "Задача современного человека заключается в том, чтобы все больше освобождаться от мешающих влияний окружения и подобные влияния не производить из самого себя". Грубое заблуждение — надеяться, что в повседневности к нам могут звучать голоса из потусторонности и подсказывать, что делать. "Где речь идет о повседневном, там Майстеры молчат. Лишь там, где человек возвышается над своим существованием к великим мировым законам, лишь там, где речь идет об эволюции мира и человечества, можно воспринять их голос". 266-1, с. 363
     "Эволюция состоит в том, что различные потоки в Универсуме развиваются с разной скоростью. Одни уходят вперед, другие отстают... возникают противоположные интересы в мире; это важный оккультный закон". Д. 67/68, с. 35
     Все вещи мира являются выражением планетарного Духа, они постоянно излучаются вовне; его Буддхи обращен вовне как свет ("да будет свет!"). "Открывающийся Манас является законом". Что в Макрокосме выпукло, в микрокосме — вогнуто, и наоборот. "Человеческая жизненная сила проявляется в том, что стягивает в себе к центру материю". Материя и сила в человеке центростремительны, изнутри строят человека. В предметах же материя действует вовне, проявляется через закон (ибо саму ее воспринять нельзя), мысли, выраженные в ней; материя оказывает сопротивление действию, оказываемому на нее. Д. 78, с. 29
     Дойдя до берега пруда, мы должны поплыть, если желаем двигаться дальше. "Так и в Антропософии, — достигнув определенной точки, с нею нельзя идти далее, пользуясь абстрактными понятиями, образуя и дальше идеи, но становится необходимо войти в образы. Сами идеи начинают требовать, чтобы человек начал выражаться в образах. ...
     Если сама Вселенная действует не просто логически, но также и художественно, то и рассматривать ее следует, конечно же, художественно. ... природа творит не просто согласно одним лишь законам природы, но и согласно формам". 342, с. 37
     "Смерть морального — ибо наследственный грех перенесен в сознание.
     Закон спасает мир, но не человека". 343 (II), с. 73
     Во всех циклах развития человек в первой их половине берет, а во второй отдает. "Этим обусловливается в высшей степени наше этическое отношение. Все, что необходимо усвоить, мы должны брать, чтобы позже вновь это отдать". Восприятие подчинено закону взятия, деятельность — отдавания.
     Человек попеременно то воспринимает (берет), то действует (отдает). "Но закон творца (художника) есть закон откровения. Его деятельность называется деятельностью откровения". Она упорядочивает мир согласно мере, числу, весу, согласно симпатии и антипатии, разделению на добро и зло и т. д. Все творчество такого рода совершали иерархические существа, а теперь и человек. Д. 69/70, с. 20-21
     "Абсолютное единство действует через троичность во внутреннем: мера, число, вес.
     "Один есть откровение Абсолюта, божественного бытия. Три представлены (в человеке) бровями (Их рисунок напоминает цифру три. — Сост.)".
     Мера — это Храм Бога в человеческом духе". 266-1, с. 500


     "Образ развития человеческого духа. В начале человек есть Бог. В конце человек есть подобие Божие.
     Мир является спиралеобразным движением. Всякое закручивание должно превратиться в раскручивание. ... Человек должен быть спиралеобразным движением.
     Все, совершающееся в спиралеобразном движении, является магией". (Спиралеобразное — в смысле показанного на рис. — Сост.) Д. 67/68, с. 17
     Выворачивание или некоего рода переплетение (проглатывание) совершают в своем движении силы в природе. Луна совершает кругообразное движение вокруг Земли, а в кругообороте года движение Луны винтообразно.
     "Истинный взгляд на четвертое измерение связан, в определенной мере, с тем, что алхимики называли "превращением"." 324а, с. 27-28, 58
     "Объектом называется лишь то, что является нашим органам чувств в пространстве и включается во всеобщее понятийное содержание мира... Таким образом, в познании пространственно-временного объекта нам видимым образом дано не что иное, как понятие или закон". Д. 63, с. 6
     "С человеческой конституцией внутренне связан закон повторения и вариационного повторения". 324а, с. 132
     "К каждой мысли добавляй противоположную! — Кто соблюдает это правило, сможет постепенно начать жить в живой спиритуальности".
     "Только воление, которого ты не хочешь, открывает Я; только мысль, которую ты не мыслишь, возвещает дух". 266-1, с. 50, 359
     "Ритм тела есть оккультный закон". 266-1, с. 120


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     667
. "Идеальное единство выводит из себя ряд чувственных органов во временной последовательности и в пространственном, рядоположенном бытии, и совершенно определенным образом замыкается от остальной природы. ... Это означает, что сущность органического можно понять только в его становлении, в его развитии. Неорганическое тело ограничено, жестко приводится в движение только извне, а внутренне оно неподвижно. Организм содержит беспокойство в себе, постоянно преображает себя изнутри, образует себя в метаморфозах. К этому относится следующее изречение Гете: "Разум обращен на становящееся, рассудок — на ставшее; первого не заботит: для чего? Второй не спрашивает: откуда? — Разум радуется развитию: он желает удержать все, чтобы смочь этим воспользоваться"; и: "разум господствует только над живым; ставший мир, которым занимается геогнозия, — мертв" ("Изречения в прозе")".
     "Все чувственные отношения в живом существе не являются следствием других чувственно-воспринимаемых отношений, как это имеет место в неорганической природе. Все чувственные качества являются здесь скорее следствием иных качеств, которые чувственно более не воспринимаемы. Они являются как следствие парящего над чувственными процессами высшего единства. Облик корня обусловливает ствол, а этот, в свою очередь, — листья и т.д.; но все эти формы обусловлены стоящей над ними, не проявляющейся чувственно формой; хотя все они присутствуют здесь, но один для другого, а не благодаря друг другу. Они не обусловливают один другого, а сами обусловлены чем-то другим... Мы должны выйти из чувственного мира. Наблюдения больше не достаточно, мы должны единство постичь понятийно, если хотим объяснить явление". 1(4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     670
. "Что это за законы образования, которые все воздействуют на один формопринцип, а получается один раз лист стебля, другой раз лепесток чашечки? ... Причину этого Гете видит в попеременном раскрытии и закрытии. Когда энтелехия, действующая как принцип растительной жизни, выступает в бытии из одной точки, то она манифестирует себя пространственно, строющие силы действуют в пространстве.

Она рождает органы определенной пространственной формы. Только концентрируются эти силы либо устремляясь в одну точку ... либо расширяясь... В течение всей жизни растения сменяются три расширения и три сжатия. ... Сначала все растение, в отношении своих возможностей, покоится в стянутом в одну точку семени (а). Из него оно выступает и разворачивается вширь, распространяется в образовании листьев (с). Образующие силы отталкиваются все больше, поэтому нижние листья еще неразвитые, компактные (сс'); чем дальше вверх, тем больше жилковатости, зубчатости. Что ранее тесно располагалось одно над другим, теперь расходится (листья д и е). Что прежде находилось в промежуточном пространстве (зз') выступает в образовании чашечки (ф) в точке на стебле (в). Чашечка образует второе стягивание. В цветочной кроне снова наступает расширение, распространение. Лепестки цветка (г) в сравнении с лепестками чашечки тоньше, нежнее; это может произойти от меньшей интенсивности действия в одной точке, т.е. при большей экстенсивности образующих сил. В органах пола (пыльники — х и пестик — и) выступает следующее стягивание, после чего в образовании плода (к) наступает новое расширение. В выходящих из плода семенах (а) все растение снова является стянутым в одну точку".
     "Разница между почкой и семенем состоит лишь в том, что последнее развивается непосредственно в земле, в почве, тогда как первая образуется на растении. Семя — это экземпляр растения более высокого рода или, если хотите, весь круг растениеобразования. С каждой почкой растение как бы начинает новую стадию своей жизни, оно регенерируется, концентрирует силы, чтобы развернуть их по-новому. Образование почки или бутона является перерывом в вегетации. Растение может стянуться в почку, если условия для жизни оказываются неподходящими, и ждать. Прекращение вегетации зимой основывается на этом".
     "Чувственное родство является лишь следствием идеального родства, а не наоборот". Пыльник был некогда листом, но не по этой причине они родственны. — В силу идеального родства они явились однажды как лист, другой раз как пыльник. Идентичное по своей идее является в идентичном образовании. 1(4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     678
. "Прарыбы, или селахиры, обладают такими черепными костями и мозгом, которые отчетливо указывают на последнее звено спинного хребта и позвоночника. Правда, в образование их головы влилось больше позвонков (по меньшей мере девять), чем полагал Гете. Эта ошибка в числе позвонков, а также тот факт, что в эмбриональном состоянии череп высших животных лишен каких бы то ни было признаков своего позвоночного происхождения, но развивается из простого хрящевидного пузыря, — все это снижает ценность гетевской идеи о преобразовании позвоночника и спинного хребта. Предполагается, что череп возник из позвонков. Но отвергается, что кости черепа в той форме, в которой он выступает у высших животных, являются преобразованными позвонками. Говорят, что совершенное слияние позвонков произошло в хрящевидном пузыре, в котором первоначальная позвоночная структура полностью исчезла. Из этой хрящеобразной капсулы образовались затем костные формы высших животных. Эти формы не созданы по прообразу позвонка, но образованы в соответствии с задачей, которую им надлежит выполнять в развитой голове. Поэтому в поисках удовлетворительного объяснения для каких-либо форм черепных гостей следует ставить вопрос не о том, как преобразуется позвонок, чтобы стать черепной костью, а о том, какие условия необходимы для того, чтобы та или иная костная форма выделилась из простейшей хрящевидной капсулы? Верят в образование новых форм по новым законам, согласно которым первоначальная позвоночная форма нисходит в бесструктурную капсулу. Противоречие между этим и гетевским подходами можно объяснить лишь с точки зрения фанатизма фактов. Что позвоночная структура все-таки присутствует незримо в хрящевидной капсуле черепа — это по идее выступает во внешнем явлении, когда для этого имеются условия. В хрящевидной черепной капсуле таится идея позвонкообразного основного органа внутри чувственной материи; в костном покрове черепа эта идея проступает во внешнем явлении".
     "Гете сравнивал животных друг с другом и с человеком и пытался отыскать общий образ животного строения, который мог бы послужить природе образцом для создания отдельных форм. То живое представление, которое наполнено содержанием основного закона формирования животных, как если бы природа воссоздавала праживотное, такой общий образ животного типа отсутствует. Это лишь общее понятие, отвлеченное от особенных явлений. Оно устанавливает общее в многообразных животных формах, но не содержит в себе закономерности животного". 6(7)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     26
. В исходной точке новой духовной жизни, импульсируя эту жизнь, стоят Мистерии Ирландского остро­ва, Мистерии Гибернии. Необычайно трудно проникнуть в Акаша-Хронике к тому, что там отпечатлели эти Мистерии. "Если посмотреть на подготовление, через которое сначала должен был пройти посвящаемый в Гибернии, то оно состояло из двух вещей. Первая заключалась в "том, что подготовляемый подводился душевно ко всем трудностям познания вообще. Все, что, я бы сказал, может составить муки познания, на том пути познания, который еще не идет в глубины бытия, но который состоит просто в том, что обычные ду­ховные силы, которыми человек обладает в повседневном сознании, напрягаются так сильно, как это только возможно, — все те трудности, которые встречает обычное сознание на этом пути познания, они ставились перед учениками душевно. Ученики должны были пройти через все сомнения, все муки, через всю внутреннюю борьбу и частые неудачи в этой борьбе, через заблуждения даже с хорошей логикой и диалекти­кой. Они должны были проделать все, что человек ощущает в трудностях, если он действительно хочет од­нажды завоевать познание, а затем высказать его.
     Вы чувствуете, дорогие друзья, что мы, по сути, имеем тут дело с чем-то двояким — с необходимостью завоевать истину и высказать, сформулировать ее. Если человек серьезным образом идет путем познания, то у него есть чувство, что все то, что можно втиснуть в слова, уже не является целиком истинным, но перемежается подводными камня­ми и ловушками. ... Затем делалось понятным второе — и ученики, опять-таки, душевно, испытывали это, — что могло стать познанием на обычном пути познания, а именно: как мало ... логика, диалектика, риторика могут привнести к человеческому счастью. Но, с др. ст. ученикам объяснялось, что человек, если он хочет держаться в жизни прямо, должен подступить к тому, что ему определенным образом несет радость, счастье. Итак, с одной стороны, они подводились к пропасти и постоянно побуждались к сомнению, как если бы они должны были ждать, пока им будет построен мост через каждую отдельную пропасть. И они так силь­но посвящались в сомнения и трудности познания, что, будучи проведенными от этого подготовления к действительному вступлению в мировые тайны, приходили даже к такому заключению: если подобное возможно, тогда мы хотим отказаться от познания, тогда мы хотим отказаться от всего, что не может принести чело­веку счастья".
     "Далее, когда ученики оказывались подготовленными для указанной степени, они подводились к двум колоссальным статуям, к двум огромным, величественным статуям. Одна была величественной благодаря внешней пространственной величине, другая была такой же большой, но кроме того она впечатляла своим особым видом. Одна статуя представляла мужской облик, другая — женский.
     В связи с этими статуями ученики должны были пережить в своем роде приход мирового Слова. В некото­ром роде обе эти статуи должны были стать внешними буквами, с помощью которых ученики должны были начать расшифровывать мировые тайны, встающие перед человеком.
     Мужская статуя была из совершенно эластичного материала. И она была такая, что при нажатии вдавли­валась в любом месте; ученикам предлагалось надавить ее повсюду. И тогда выяснялось, что она внутри полая. Она оказывалась, по сути, лишь оболочкой статуи, но сделанной из эластичного материала, и пос­ле того, как ее переставали надавливать, она тотчас же снова восстанавливала свою форму. Над статуей, над головой статуи, весьма характерной, находилось нечто, выражавшее собой Солнце. Вся голова была такой, что человек видел: она, собственно, должна была бы вся быть как душевный глаз, микрокосмически представлять содержание всего Макрокосмоса. И эта манифестация всего Макрокосмоса должна была бы через Солнце выражаться в этой колоссальной голове.
     Я могу лишь схематически набросать здесь эти статуи. Одна из них производила такое впечатление: здесь Макрокосмос действует через Солнце и формирует человеческую голову. Другая статуя была такой, что взгляд ученика сначала падал на нечто такое, что являло собой некоего рода световое тело, являло сияние, идущее вовнутрь. И в этом обрамлении ученик затем видел женский облик, повсюду находящийся под влиянием этого излучения; у него возникало чувство, что голова рождается из этого сияния. Голова имела нечто неотчетливое. Эта статуя состояла из другой ... пластичной субстанции, не эластичной, а пластичной, исключительно мягкой субстанции. Ученику предлагалось надавить также и на нее. И когда он надавливал, то оставалась вмятина". Но когда в соответствующей церемонии ученик через некоторое время подводился к статуе, то вновь находил ее целой.
     "От второй статуи возникало впечатление: она полностью находится под влиянием лунных сил, которые пронизывают организм и дают из организма произрасти голове. Ученики получали исключительно сильное впечатление от того, что они здесь переживали. Статуя все снова восстанавливалась. И часто группа уче­ников приводилась на небольшое время к этой статуе. И когда их приводили к статуе, то кругом в первый раз царила полная тишина. К статуе их подводили посвященные и оставляли там; дверь в храм закрывалась, и ученики предоставлялись своему одиночеству.
     Затем наступал момент, когда каждый ученик уходил в себя и побуждался испытать статую, чтобы по­чувствовать эластичное одной статуи и пластичное другой, на которой сохранялась сделанная им вмятина. Затем он оставался один о самим собой и с впечатлением от того, что, как я сказал, сильно, очень силь­но воздействовало на него. И благодаря всему тому, что ученик проделал на пути вначале и о чем я уже говорил, он переживал все трудности познания, все трудности, я хотел бы сказать, блаженства. Да, пере­жить подобное означает больше, чем когда это выражается только в словах ... такое переживание означа­ет, что человек прошел через всю шкалу ощущений. И ощущения приводили к тому, что ученик, будучи подведенным к обеим статуям, испытывал страстное желание являвшееся ему как большая загадка каким-либо образом в своей душе разрешить, подойти к тому, чего собственно хочет эта загадочность, с одной стороны, загадочность вообще, какой ее встречает человек, а с другой — загадочность, заложенная в этих образах и во всем роде отношения самого человека к ним. Все это действовало глубочайшим, чрезвычайно глубоким образом на учеников. Перед статуями мы, можно сказать, всей своей душой и всем своим духом превращались в колоссальный вопрос. ... Все в них спрашивало. Рассудок спрашивал, сердце спрашивало, воля спрашивала, все, все спрашивало.
     Подобные вещи, представавшие наглядно в древ­ние времена, нет больше нужды прежним образом вводить в посвящение, но современный человек должен учи­ться проходить эту шкалу ощущений, чтобы действительно приблизиться к истине, которая потом вводит в тайны мира. Ибо, если для современного ученика правильным является подобные вещи проделывать на внут­реннем, внешне не наблюдаемом пути развития, то при этом остается обязательным также и для современ­ного ученика проходить через ту же шкалу ощущений, через внутренние медитативные переживания дать этим ощущениям проникнуть в себя. ...
     Когда все описанное проделывалось, ученика подводили к некоего рода испытанию через совместное действие всего предыдущего: с одной ст., бралось вообще все, что было проделано в процессе подготовления на обычном пути познания и пути блаженства, а с другой — то, что стало в них большим вопросом всей души и даже всего человека. Это должно было теперь взаимодействовать.


     И вот, когда вну­треннее ученика ощущало это сов­местно, когда во внутреннем это вы­ступало в совмест­ном действии, тогда, насколько это было возможно в то время, ученику сообщалось о тайнах мира, о микрокосмосе, о Макрокосмо­се, сообщалось не­что о тех связях, которых мы как раз касаемся в этих лекциях, которые также составляли содержание Мисте­рий Артемиды в Эфесе. Часть из них сообщалась во время испыта­ния. Благодаря этому стоявшее в душах учеников большим вопросом поднималось еще выше. И ученик действительно, я бы сказал, в этой форме вопроса, через колоссальное углубление, которое получала душа, переживая, перенося все это ... подводился к духовному миру. Со своим ощущением он фактически входил в область, которую переживала душа, когда чувствовала в себе: теперь я стою на Пороге сокровенных сил. ... Когда ученики проходили через эти испытания, их опять приводили к статуям. И тогда они получали совершенно особое впечатление, встряхивавшее все их внутреннее. То впечатление я могу вам представить, только воспроизведя на современном немецком языке употреблявшееся на том древнем языке.
     Итак, когда ученики продвигались так далеко, как я это охарактеризовал, то их снова по одному под­водили к статуям. Но теперь посвящающий жрец, инициатор, оставался с учеником в храме. И ученик ви­дел, снова еще раз в абсолютной тишине вслушавшись в то, что могла ему сказать собственная душа ... посвящающего жреца восходящим над головой одной из статуй. При этом Солнце как бы отступало вдаль, и в этом пространстве между Солнцем и статуей являлся жрец, как бы закрывая собой Солнце. Статуи были очень большими, и жрец выглядел довольно маленьким над головой первой из них, как бы закрывая со­бой Солнце. И затем, как бы действуя из музыкально-гармонического — музыкально-гармоническим начина­лась церемония, — раздавалась речь посвятителя. И на той стадии, где тогда находился ученик, это явля­лось ему так, что слова, звучавшие из уст посвятителя, как бы говорились самой статуей. Слова звучали так:
     Я есмь образ мира.
     Смотри, как мне недостает бытия.
     Я живу в твоем познании,
     Я стану в тебе теперь исповеданием.
     И это опять-таки, как вы можете себе пред­ставить, производило мощное впечатление на ученика. ... Когда все это проходило через его душу, он был внутренне готов всей своей душой уцепиться за этот образ, за то, что было мировой силой, символизированной в этом образе, он мог тогда жить в этом, передать себя этому. И он был готов к тому, чтобы ощущать исходившее из уст жреца, которое являлось ему так, как если бы статуя была буквой, представлявшей ученику то, смысл чего был выражен в приведенных четырех строках.
     Когда жрец возвращался вниз, ученик снова погружался в безмолвную тишину; жрец уходил, и ученик оставался один. Через некоторое время приходил другой посвятитель; он являлся над второй статуей, и опять как бы из музыкально-гармонического являлся голос жреца-посвятителя, он произносил слова, ко­торые я могу передать вам так:
     Я есмь образ мира,
     Смотри, как истинности мне недостает.
     Коль ты отважишься жить со мною,
     То я стану для тебя удовольствием.
     И ученик теперь, после всех подготовлений, после того, как он был приведен к внутреннему счастью, к страстному желанию внутренней полноты, после того, как он че­рез все, что должен был пережить, приходил к тому, чтобы ощутить необходимость однажды подойти к этой полной радости внутренней полноте, он приходил теперь, услышав то, что звучало от второй статуи, не только к тому, чтобы рассматривать, но и действительно рассматривал мировые могущества, говорившие через вторую статую, как те, которым он хочет отдать себя.
     Посвятитель исчезал. Ученик снова оставался один. И во время этой одинокой тишины он ощущал — по меньшей мере это кажется так, что каждый это ощущал — нечто такое, что можно выразить следующим обра­зом: я стою на Пороге духовного мира. Здесь, в физическом мире, нечто называют познанием, до в духов­ном мире это не имеет никакой ценности. И трудности, которые человек имеет здесь, в физическом мире, в связи с познанием, обретаемым здесь, — они являются физическим отображением утраты им ценностей в сверхчувственном духовном мире. И ученик при этом также переживал: многое здесь, в физическом мире, обращается к человеку, ты же должен отказаться от внутренней полноты радости и идти некоего рода аскетическим путем, чтобы войти в духовный мир. Однако это, собственно говоря, иллюзия, это, собственно говоря, заблуждение. Ибо являющееся во второй статуе говорит выразительно само о себе: смотри, как истинности мне недостает. ... Таковы были ощущения, отчасти вызывавшие в ученике сознание, что он постигает физический мир, проходя через многие заблуждения и преодолевая их. Но случались также и ощущения, которые по временам были подобны внутренне действующему пламени, так что человек чувствовал себя словно поврежденным внутренним огнем, словно внутренне уничтоженным. И душа колебалась между од­ним ощущением и другим, туда и обратно. Ученик, так сказать, испытывался на весах познания-счастья.
     И в то время, как он проделывал все это внутренне, статуи как бы начинали говорить сами. Он достигал в некотором роде внутреннего слова, и статуи как бы говорили сами. Одна из них говорила:
     Я есмь познание. Но то, что я есмь, — это не бытие.
     И теперь к ученику приходило, я бы сказал, излучающее страх чувство: все, что он имел в идеях, — это только идеи, в этом нет никакого бытия. Человек напрягает голову — так чувствовал ученик, — и хотя он приходит к идеям, но бы­тия в них нет нигде. Идеи — это лишь видимость. Затем как бы начинала говорить и вторая статуя; она говорила:
     "Я есмь фантазия. Но то, что я есмь, — это не истина.
     Так представали перед учеником обе статуи". Я прошу вас понять все это правильно. Здесь не дается догм, не выра­жается каких-либо истин познания, но здесь даны переживания ученика в святилищах Гибернии. Что там переживал ученик — только это изложено здесь.
     "Все это переживал ученик в абсолютном одиночестве. Его внутренние переживания были столь сильны, что его лицо становилось совсем неподвижным. Оно больше не действовало. Через некоторое время он бо­льше не видел статуй. Но он читал на том месте, где он их раньше видел, нечто, написанное огненными письменами, что являлось тем не менее внешне-физически, и он видел это с потрясающей отчетливостью. На том месте, где ранее была голова статуи познания, он видел слово НАУКА, а там, где была голо­ва другой статуи, — слово ИСКУССТВО.
     Пройдя через все это, ученик выходил из храма. Возле храма стояли оба посвятителя. Один из них брал ученика за голову и поворачивал к тому, что ему показывал другой: образ Христа. При этом произно­сились слова призыва. Жрец, показывавший изображение Христа, говорил ему:
     Восприми Слово и Силу Этого Существа
     В свое сердце.
     А другой жрец говорил:
     И от Него восприми, Что тебе оба облика Дать желают:
     науку и искусство.
     Таковы были, так сказать, первые два акта посвящения в Гибернии, где ученики особым образом приводились к действительному ощущению внутрен­ней сути Христианства, и это исключительно глубоко отпечатлевалось в душах учеников, после чего они могли далее идти своим путем познания". (Лекция 7)
     "Когда ученик отдавался впечатлению от мужской статуи ... то он переживал род душевного оцепенения, которое проявлялось все более и более ... А затем ученик как бы чувствовал, что бывшее в нем оцепеневшим, т.е. он сам, вбирает­ся Мирозданием; он чувствовал себя как бы ввергнутым в дали Мироздания. И он мог сказать себе: миро­здание восприняло меня.
     Но затем приходило — это не было увяданием сознания, а становлением его другим, — затем приходило нечто особенное. Когда ученик достаточно долгое время переживал оцепенение, эту взятость себя Ми­розданием, — а посвятители заботились о том, чтобы оно длилось достаточно долго, — он говорил себе при­мерно следующее: лучи Солнца, лучи звезд притягивают меня во все Мироздание, но я, собственно, остаюсь сосредоточенным в себе. И когда ученик достаточно долго проделывал это, то приходил к примечательно­му воззрению. Теперь впервые он, собственно, осознавал, для чего было нужно это сознание, наступавшее во время оцепенения, ибо теперь, в зависимости от его переживаний в созвучии с чем-либо иным, он по­лучал многочисленные впечатления от зимних ландшафтов. Зимние ландшафты вставали перед ним в духе, ландшафты, в которых он всматривался в завихрения снежных хлопьев, наполнявших воздух — все, как ска­зано, в духе, — или ландшафты, где он всматривался в леса, где на деревьях лежал снег, и т.п. ... И он чувствовал внутреннюю общность, напр., его глаза с ландшафтом. Он чувствовал, как если бы в каждом глазу весь этот ландшафт, который он обозревал, был деятелен, как если бы он действовал повсюду в глазу, как если бы глаз был внутренним зеркалом для того, что являлось вовне.
     Но он чувствовал еще следующее: он чувствовал себя не как единство, он чувствовал, по сути говоря, свое Я столько же размноженным, сколько он имел чувств. Он чувствовал свое Я удвенадцатиренным. И из того, что он чувствовал Я удвенадцатиренным, в нем возникало своеобразное переживание, он говорил: здесь присутствует мое Я, оно смотрит сквозь мои глаза; здесь присутствует Я, оно действует в моем чувстве мысли, в моем чувстве речи, в моем осязании, в моем чувстве жизни; я, со­бственно, расчленен в мире. — И от этого возникала живая тоска по соединению с сущностью из Иерархии Ан­гелов, чтобы в этом соединении с сущностью из Иерархии Ангелов получить силу и власть для овладения Я, расчлененным в отдельных переживаниях чувств. И из всего этого в Я восходило переживание: почему я имею органы чувств?
     В конце концов у ученика возникало ощущение, как все, связанное с органами чувств и продол­жением их вовнутрь, внутрь человека, родственно с действительным окружением человека на Земле. ... из всех этих переживаний ученик получал совокупное постижение своей души. схватывал ее всю целиком. Это совокупное постижение души со­стояло из ряда частей.
     Я проделал, говорил себе ученик, в моем мистериальном странствии то, что в Мироздании является про­шлым. Массы снега и льда моей волшебной зимы показали мне, сколь убийственные силы действуют в Мироздании. Я познал импульс уничтожения в Мироздании. И мое оцепенение во время моего мистериального странствия возвещало о том, что я должен всмотреться в имеющиеся в Мироздании силы, приходящие из про­шлого в настоящее, но в настоящем оказывающиеся мертвыми мировыми силами. — Это сообщалось ученику че­рез отзвук его переживаний в мужской статуе.
     Затем он подводился к тому, чтобы в его переживаниях возник отзвук пластической статуи. И тогда он как бы множился внутренне не в оцепенении, окоченении, а во внутреннем жаре, в лихорадке души, в вос­паленном состоянии, которое действовало примерно так, что вещи, которые так сильно могли воздейство­вать на душу, поскольку были внутренними, начинались вообще с телесного комплекса симптомов. Ученик ощущал это так, как если бы был внутренне стеснен, как если бы все в нем было сильно сдавлено: дыхание, кровь по всему телу. В большом страхе ученик впадал в глубокое внутреннее душевное страда­ние. И в этом глубоком внутреннем страдании в нем возникало сомнение в том, что он должен был делать. Рождавшееся тогда в душевном страдании можно в какой-то мере выразить такими словами: во мне что-то есть, что происходит от моей телесности в обычной земной жизни. Оно должно быть преодолено. Мое зем­ное Я должно быть преодолено. — Это сильно жило в сознании ученика.
     Затем, когда он достаточно долго преодолевал, проходил через этот внутренний жар, внутреннюю нужду, через чувство, что нужно преодолеть земное "я", тогда в нем наступало нечто такое, о чем он знал, что это не прежнее состояние сознания, а хорошо известное ему состояние сознания сна со сновидениями.
     Если действовавшее из оцепенения сопровождалось отчетливым чувством, что это состояние сознания, кото­рого он не знал в обычной жизни, то теперь он мог о своем сознании сказать: оно есть род сновидения. ...
     В то же время ученик теперь осознавал: что как волшебное лето выступало или выступает перед его со­знанием в беспрерывном изменении — это переходит как импульс в далекое будущее Мироздания. Но теперь он чувствовал себя не так, как прежде, расчлененным, размноженным по органам чувств; нет, теперь он чувствовал себя внутренне соединенным в единстве, он чувствовал себя сосредоточенным в своем сердце. И это было кульминацией, высшей точкой того, через что он проходил: эта сосредоточенность в сердце.
     И это было кульминацией, высшей точкой того, через что он проходил: эта сосредоточенность в сердце, это внутреннее самопостижение, самообладание, чувство своего родства во внутреннейшем существе челове­ческой природы не с летом, каким человек видит его внешне, но со сновидением об этом лете. И правиль­ным образом ученик говорил себе: в сновидении о лете, которое я переживаю внутренне в моем человечес­ком существе, в нем заложено будущее.
     Когда ученик проделывал все это, то к нему приходило переживание, что оба эти состояния следуют од­но за другим. Он всматривался, скажем, в ландшафт, состоящий из лугов, прудов, маленьких озер. Он всма­тривался в лед и снег, которые превращались в вихрящийся падающий снег, как бы в туман из снега, кото­рый все более и более утончался и истаивал в ничто. И когда это истаивало в ничто, ученик чувствовал себя как бы в пустом мировом пространстве, и в этот момент на этом месте выступал летний сон. И ученик сознавал: теперь моей собственной душевной жизни касаются прошлое и будущее. ... В ледяных кристаллах зимы мы имеем внешний знак продолжающегося отмирания духа в материи. Мы, как люди, не предрасположены видеть умирающий дух символизированным в снеге и льде во внешней природе, если этому не предшествует инициация. Если же она совершается, то мы видим это превращение в ничто, а из него возникает сновидение о природе, содержащее семя мирового будущего. Но ученик должен стоять внутри мировой смерти и мирового рождения. Ибо если человек не стоял бы внутри этого — как уже сказано, я описываю вам только опыт ученика в посвящении Гибернии, — если бы человек не стоял внутри этого, то действительные процессы, в которые ученик всмат­ривался через рождающееся из оцепенения новое сознание, были бы действительной мировой смертью, и сно­видения за мировой смертью не последовало бы. У прошлого не было бы будущего. Сатурн, Солнце, Луна, Земля были бы здесь, но не было бы Юпитера, Венеры, Вулкана. Чтобы это будущее космоса вчленилось в прошлое, для этого необходимо, чтобы между прошлым и будущим стоял человек. Это сознавал уче­ник из того, что он переживал".
     Посвятитель выражал это ученику в изречении. О состоянии оцепенения он говорил:
     В далях ты должен учиться,
     Как в синеве эфирных далей
     Бытие мира исчезает
     И вновь в тебе себя находит".
     "Другое ощущение под влиянием второй статуи выражалось так:
     В глубине решить ты должен
     Из горячечного зла,
     Как истина воспламеняется
     И через тебя в бытии утверждается".
     Ранее ученику на месте первой статуи представало позна­ние, но лишенное бытия, как лишь идеи, вырабатываемые на Земле. Но теперь в отзвуке являлось, что человек может най­ти бытие для познания, потеряв себя в далях мира: "В далях должен ты учиться...". Ученик ощущал, как он соединяется с синими далями эфира, где Земля превращает­ся в ничто. Ощущать ничто он учился на волшебных зимних ландшафтах. И теперь он знал, что в этих да­лях сохраняется только человек. А чтобы мир имел будущее, человек должен зло преодолеть добром в сво­ей природе: "В глубине решить ты должен...". Ученик прошел через влечение удовлетвориться не истиной, а фантазией о мире, субъективными образами. В сновидениях о лете он понял, что в фантазиях из внутре­ннего вырастают имагинации, имагинации растений. С одними образами фантазий он остается чужд окруже­нию. Имагинациями же он врастает в мир растений, животных, в мир людей. Навстречу всему встреченному вовне тогда изнутри восходит нечто, связанное с ним.
     "Эта двоякая связь с миром встает перед учеником в действительном внутреннем грандиозном ощущении как отзвук обеих статуй. И ученик, т.обр., действительно учился, с одной стороны, простирать свою душу в да­ли мира, а с другой — сходить в глуби своего внутреннего, где это внутреннее не действует с той вяло­стью, с какой оно действует в обычном сознании, но где внутреннее действует так, как если бы оно ста­ло наполовину действительностью, а именно прозревалось бы, потрясалось бы, проколдовывалось бы снови­дениями. Ученик учился всю интенсивность внутреннего импульса приводить в связь со всей интенсивнос­тью внешнего импульса. Из родства с зимними и летними ландшафтами он получал разъяснения о природе и о собственной самости. И он глубоко роднился с внешней природой и со своей самостью".
     Перед ним выступало все то, что он имел как переживания до нисхождения из духовных миров на Землю. При повторении состояния выхода в дали он уже не чувствовал, будто бы его высасывают лучи Солнца и лучи звезд. Но он чувствовал, что достигает середины бытия между смертью и новым рождением.
     "Затем ученик учился внутренне раздельно переживать обе статуи и каждое состояние все более отчет­ливо. А когда для него становилась ясной и живой возникающая в сердце взаимосвязь, когда в его созна­нии живо вставала середина жизни между смертью и последним рождением, тогда посвятитель говорил ему:
     Научись духовно созерцать зимнее бытие,
     И ты узришь доземное.
     Научись духовно сновидеть летнее бытие.
     И тебе будет дано пережить послеземное".
     Обратите особое внимание на колоссальную разницу, содержащуюся в этих изречениях. Когда ученик достаточно долго проделывал описанные упражнения, то его внутрен­няя сила и энергия углублялись, и он мог идти дальше.
     "Все это ученик переживал в состоянии оцепенения, а затем по указанию посвятителя он разливался до эфирных далей, до границ пространственного бытия. Там, на этих границах, к нему подступало пережива­ние астрального, которое в те времена куда живее, значительнее, энергичнее соединялось с человеческим существом, чем теперь. Человек прежде внутренне был более чувствительным, поэтому он и проходил дру­гое обучение, чем теперь".
     "Ученику Гибернийских Мистерий в высшей степени прививалась способность при излиянии в синие эфир­ные дали, при втекании астрального света прежде всего не чувствовать себя, но в своем сознании чувст­вовать мощный мир, о котором он мог сказать следующее: я живу целиком в некоем элементе с другими су­ществами. И этим элементом является, по сути говоря, чистое природное добро. Ибо повсюду я чувствую, как из этого элемента нечто струится в меня — простите, что я воспользуюсь оборотом, который было бы правомерным употребить лишь позже, — а я плаваю, подобно рыбе, в воде, сам при этом состоя лишь из теку­чих, легких элементов; во всем планетарном элементе я чувствую приятное струение в себе со всех сто­рон. Ученик, собственно, чувствовал, как со всех сторон к нему струится астральное, формируя и строя его. Этот элемент есть чистое природное добро — мог бы он сказать о нем, — поскольку он повсюду дает мне нечто. Я, собственно, окружен одним добром. Добро, добро повсюду, природное добро окружает меня.
     Но это природное добро, оно является не только добром, но творческим добром, ибо оно своими силами в то же время делает то, что я есмь, дает мне облик, поддерживает меня, когда я в этом элементе плаваю, парю и тку. Таково было получаемое здесь естественно-моральное впечатление". Если понюхать розу и ска­зать, что из нее струится добро, распространенное по всей планете, и оно сообщается моему обонянию, то мы получим слабую тень того, что составляло переживание бытия др.Солнца. Будучи приведенным к бытию одних чувств в глазах, в ушах, в чувстве вкуса и т.д., при утрате всего остального организма, ученик переживал бытие др.Сатурна. Вживаясь во внутреннее сдавливания, в чувство тепла, ученик Гибернии пере­носился сознанием в бытие Юпитера, которое возникает из Земли. И он чувствовал не только физическое, но также и душевное тепло. "Ибо мы станем людьми Юпитера только благодаря тому, что свяжем физическое тепловое с душевным тепловым.... Излияние любви и тепла станет нераздельным". Когда же ученик переживал душевное страдание, ощущал необходимость преодолеть собственное "я", поскольку оно может стать источником зла, то переживаемое им физически-душевное тепло начинало светиться. Ученику открывалась тайна душевного блистания света. И так он входил в будущее бытие Венеры.
     "А затем, когда все, пережитое раньше, ученик чувствовал слившимся воедино в своем сердце ... тогда все, что он вообще переживал в своей душе, являло себя в то же время как переживание плане­ты. Человек имеет мысли; мысль не остается внутри человеческой кожи: она начинает звучать, она стано­вится словом. Все, чем живет человек, формируется в слове. Слово распространяется на планете Вулкан. Все в Вулкане является говорящим, живым словом. Слово звучит к слову, слово объясняется словом, слово говорит слову, слово учится понимать слово. Человек чувствует себя как понимающее мир слово, как слово-мир понимающее слово. И когда это в образе вставало перед посвящаемым в Гибернии, он сознавал себя в бытии Вулкана". Таковы были великие Мистерии Гибер­нии. Человек познавал в них себя как микрокосмос, как духовно-душевно-физическое существо в связи с Макрокосмосом. Он познавал становление, созидание и прохождение, метаморфозу Макрокосмоса.
     "Расцвет Мистерий Гибернии предшествовал Мистерии Голгофы. И особенность этих больших Мистерий со­стояла в том, что в них о Христе говорилось как о Грядущем, как позже о Нем говорилось как о Прошед­шем через прошлые события. И когда при первом посвящении ученик выходил из храма и ему показывали об­раз Христа, то этим хотели сказать: все, что составляет становление Земли, склоняется к Событию Гол­гофы. Это тогда представлялось как будущее.
     На этом, прошедшем позже через многие испытания острове было место больших Мистерий, место Христи­анских Мистерий до Мистерии Голгофы, в которых правомерным образом еще до Мистерии Голгофы человек велся к духовному взгляду на Мистерию Голгофы.
     А когда наступила Мистерия Голгофы, в то время, когда в Палестине произошли примечательные собы­тия ... в Гибернийских Мистериях и в их общине, т.е. в народе, принадлежавшем к ним, был отпразднован большой праздник. И что действительно случилось в Палестине — это стократно образно — но так, что об­раз не был памятью о происшедшем — было воспроизведено на Гибернийском острове. ... На Гибернийском острове человечество пережило Мистерию Голгофы духовно".
     "Началось время, в которое люди все более и более принимали только физически увиденное, и они бо­льше не принимали вещи за истинные, если они не были связаны с физически увиденным. Так мудрость, пришедшая из Гибер

нии, больше не чувствовалась в ее субстанциональности. Искусство, пришедшее из Гибер­нии, больше не чувствовалось в его космической истине. ... стало необходимым чувственно наглядное в качестве модели — таково, собственно, и искусство Рафаэля. — тогда как Гибернийское искусство исходи­ло из того, чтобы духовное, спиритуальное осуществлялось непосредственно через художественные средства".
     "Когда в Акаше-эволюции человек приближается к образам Гибернийских Мистерий, то он ощущает, как нечто как бы отталкивает его, что-то как бы удерживает его силы на расстоянии, не дает его душе приблизиться к себе. И чем ближе человек к этому подходит, тем более оно затемняется ... в Гибернийс­ких Мистериях человечеству дан последовательный исход древних божественно-духовных сил. Но когда Гибернийские Мистерии сошли в теневое бытие, они были в то же время духовно окружены плотным валом, чтобы нельзя было изучать их пассивным образом, чтобы к ним нельзя было приблизиться иначе, как только пробудив в себе спиритуальную активность, т.е. став настоящим человеком нового времени". 232 (9)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     48
. У Плутарха есть рассказ о некоем Никии, который хотел присоединить к Риму один карфагенский город в Сицилии и за это подвергся преследованию. Обратясь в бегство, он сошел с ума и восклицал: "Матери, матери преследуют меня!". И это было необычное безумие, ибо в том месте был возведен древ­ним, таинственным образом "Храм Матерей". Этот рассказ Плутарха лег в основу известной сцены в "Фаус­те" Гете. "Образование и преобразование — такова сущность царства Матерей". 57 с.370-371
     В Золотой век, когда человек еще пребывал с Матерями, с праосновой бытия, Изида еще не была заклю­чена в тело и не была разлучена со своим мужем, с Озирисом. Потом Изида — представительница человече­ской души — ищет Озириса, путь к которому лежит через посвящение или смерть. И она рождает Горуса — высший человеческий идеал — через оплодотворение вечным Мировым Духом. Но человек рождает теперь и "земно". Поэтому у Гете речь идет о трех Матерях, восседающих на золотых треножниках. И существует изображение Изиды в виде трех Матерей. "Спереди мы видим облик Изиды с младенцем Горусом у груди, наподобие самых древних изображений Мадонны. Но за этим обликом имеются другие образы Изиды, данные в египетской манере. Это Изида с известными двумя коровьими рогами на голове (с кругом посередине) и с крыльями коршуна; она протягивает младенцу крест с ручкой. Что является спереди физическим, человече­ским, здесь мы видим более одухотворенным. За этими двумя обликами мы видим еще третий, у которого льви­ная голова; так представлена третья ступень человеческой души. Так предстают нам один за другим три образа Изиды. Наша человеческая душа несет в себе в действительности три природы: одну волевую в глу­бочайших подосновах нашего существа, другую — чувственную и, наконец, мудрую природу. Это суть три душевные Матери; они предстают нам в трех обликах египетской Изиды". 57 с.382-3


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     74
. "При современном посвящении человек проходит через следующие ступени:
     * Метаморфоза жизни
     Чувства
     Темпераменты
     Элементы
     Планеты
     * Инструмент для ориентации (компас)
     Океан
     Брунетто Латини, учитель Данте, описал эти ступени, нашедшие затем от­ражение и в "Божественной Комедии"; только в то время не было двух ступеней, которые помечены звездочкой (*). Перед выходом в "океан", океан духовности, переживаются "Геркулесовы столпы"; при их прохождении человек теперь на­деляется неким инструментом для ориентировки в духовном мире". 187 (6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

2. Розенкрейцерство

     130. Во всех Мистериях древности "повсюду мы видим, как в сумраке храма разыгрывается Мистерия, а затем ее импульс высылается в мир. Кто действительно понимает Мистерию Голгофы — а ее не понять, если ограничиться только тем, что как предание сохранилось исторически, — тот в то же время понял в ней предшествующие Мистерии. Мистерии, предшествовавшие Мистерии Голгофы и находящие в Ней свою вершину, все они в отношении их действия на чувства обладали одной особенностью. В Мистериях многое совершалось трагически. И кто достигал в Мистериях посвящения, должен был проходить через страдания и боль. Это я уже часто характеризовал. Но в целом можно все же сказать, что до Мистерии Голгофы внимание того, кто проходил через посвящение, при подготовлении обращалось на необходимость многообразного преодоления боли, страдания, преодоления трагического. И такой человек тогда говорил: я пройду через весь огонь мира, ибо это ведет в те светлые области духа, где видно то, что в обычном сознании человека на Земле можно только предчувствовать в определенные эпохи. Поэтому, по сути говоря, это была тоска, но, в то же время, радостная тоска, которая обуревала тех, кто искал путь к древним Мистериям. — Конечно, это была все же радость, глубокая, возвышенная радость". Затем пришло промежуточное время, продолжав­шееся до ХV-ХVI столетий.
     Если в Акаша-Хронике проследить сцены древних Мистерий, напр. Самофракийских, то обращает на себя внимание основательность, глубина и в то же время радость в выражении лиц. Затем пришло промежуточное время, а после него — розенкрейцерство, о котором можно сказать: "важнейшим в этих индивидуальнос­тях, которые в Средние века шли к познанию, к исследованию духовного мира, было то, что их лица были не радостными, а поистине глубоко трагическими. И это совершенно истинно, если сказать: те, у кого не было трагического лица, совершенно очевидно, не были истинными людьми в этом стремлении. И, конечно, были все основания иметь трагическое лицо". В древности природа была для человека оболочкой Бога, природа была откровением Бога для человека. Но затем Божественное отступило назад от явлений природы, что бы предоставить их познанию. И это было нечто ужасное, что чувствовали истинно познающие в средневеко­вье. "Вещи и процессы природы стали только образами, не откровениями, а картинами Божественного".
     "Традиционно многое из древних Мистерий сохранилось также и в мистериальной сущности средневековья. Но само величие поздних Мистерий Самофракии или Гибернии в средневековье достигнуто быть не могло.
     Традиционно кое-что сохраняется и по сей день, напр., то, что называют астрологией ... алхимией. Но сегодня уже не сознают — это едва сознавали уже в ХII, ХIII столетиях, что представляют собой действительно астрологическое и действительно алхимическое знание.
     Видите ли, путем обдумывания или путем эмпирического исследования, как это сегодня называют, никому в астрологии не преуспеть. ...Тайны мира звезд знают только Боги или — как это стало называться позже — космическая интеллигенция. Космическая интеллигенция знает тайны мира звезд, и только она может их со­общить. Поэтому человек должен проходить тем путем познания, который приводит к способности понимать космическую интеллигенцию.
     Астрология в древности не была никаким мудрствованием и наблюдающим исследованием, а общением с космической интеллигенцией. Алхимия в древности не была никаким наблюдающим исследованием, обдумывани­ем, а общением с духами природы. ... Алхимиком был тот, кто заклинал духов". Алхимия сохранялась доль­ше, чем астрология, которая уже в первые века Христианства была традиционной.
     Если бы в ХIV-ХV веках вы заглянули в алхимическую лабораторию истинного розенкрейцера, то вы там нашли бы инструменты, в чем-то подобные уже современным. И еще вы там встретили бы глубоко трагические личности, буквально гетевских фаустов. По сути говоря, в алхимических лабораториях VIII, IХ, Х, ХI, ХII, ХIII вв. видна глубокая трагичность, и этот трагизм средневековья, трагизм серьезнейших людей, он не запи­сан ни в каких книгах по истории, ибо люди не умеют правильно смотреть в души.
     Все эти настоящие исследователи, искавшие т.обр. человека и Мироздание как природу в реторте, все эти люди были в высшей степени фаустовскими натурами средневековья, ибо они глубоко чувствовали: когда мы экспериментируем, то к нам говорят природные духи, духи земли, духи воды, духи воздуха, духи огня. Мы вслушиваемся в их шелест, в их шепот, в их удивительные текущие, жужжащие звуки, которые за­тем переходят в гармонии и мелодии, чтобы вернуться в себя. Звучат мелодии, когда совершаются природ­ные процессы. Человек имеет перед собой реторту, человек, как благочестивый человек, углубляется в про­исходящее в ней. Именно в этом процессе, где человек переживает метаморфозу щавелевой кислоты в муравь­иную кислоту (в лекции дано подробное описание этой реакции. — Сост.), именно здесь человек пере­живает, как сначала, когда он вопрошает процесс, ему отвечает природный дух, так что затем духа приро­ды можно использовать. Реторта начинает говорить сначала с помощью цветовых явлений. Человек чувствует, как земные духи природы, природные духи водного восходят из щаве­левой кислоты, проявляют себя, но затем целое переходит в жужжащие мелодии, в гармонию и затем снова уходит в себя. Так переживался этот процесс, переходящий затем в муравьиную кислоту и в углекислоту.
     И когда человек вживается в этот переход цветового в звучащее, то он вживается в то, что лаборатор­ный процесс может сказать о большой природе и о самом человеке. Тогда человек обретает чувство: природные вещи и природные процессы открывают еще нечто из того, что говорят боги; они суть образы Божественного. И это обращалось на пользу человека, для его врачевания. 232 (13)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     662
. "В физическом мире человек утверждает себя. В элементарном мире он должен приобрести способ­ность к превращениям, к метаморфозам".


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     1041
. "Воля — это метаморфоза чувства, чувство — представления, представление — метаморфоза вос­приятия и наоборот". Медитативное мышление "покоится не на чем ином, как на живом следовании внутре­нней метаморфозе душевных сил. С одной стороны, тот, кто желает быть исследователем духа, пытается так организовать свои представления, свои восприятия, что волю, обычно спящую в восприятии и пред­ставлении, все вновь и вновь вводит в эти восприятие и представление, что выступающее обычно как непроизвольное представление вызывается перед душой произвольно. Благодаря этому то, что прежде бы­ло бледным мышлением или вынужденным восприятием, превращается в имагинацию, в образное созерца­ние. ... Введение представления в волю, воли в представление и наоборот, преобразование представ­ления в волю во внутренней жизненности, преобразование отдельных душевных сил друг в друга и соста­вляет медитативную жизнь". 67 с.91-92


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

  Оглавление          Именной указатель Предметный указатель    Наверх
Loading


      Рейтинг SunHome.ru    Рейтинг@Mail.ru