BDN-STEINER.RU

ANTHROPOS
Энциклопедия духовной науки
   
Главная

Предметный указатель





ОРДЕНА — клюни

611. "Во внешней жизни такой империализм (в первой форме), по сути, не дискутируется; однако его недискутируемость основывается на том, что действительно правитель является богом в человеческом облике, странствующим по Земле".
     "Остальные формы империализма уже не столь безусловны. При первой форме империализма речь не может идти о праве, о каком-либо государственном устройстве". В католической церкви тень первой стадии человеческого развития (первой фазы империализма) "сильно сгустилась в некий род душевного империализма, как это, например, имело место в связи с монахами Клюни, которые в XI в. намного больше чем думают, господствовали в Европе. Из их среды вышел папа Григорий VII, могущественный, империалистический папа". 196(18)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     497
. "Существовало большое число людей (не христиан), жив­ших в южных и средних областях Европы, которые говорили: да, мое внутреннее, которое изживает себя самостоятельно между засыпанием и пробуждением, оно принадлежит к области доброго и к области злого мира. И у них было много-много раздумий, размышлений о глубине сил, которые вызывают доброе и злое в чело­веческой душе. Тяжело ощущали они пребывание человеческой души в мире, где бьются между собой добрые и злые силы. В первые столетия в южных и средних областях Европы такого ощущения еще не было, но в V, VI столетиях оно встречается все чаще. И как раз среди людей, которые провозвестие получали бо­лее с Востока — различным образом приходило оно с Востока, — возникло такое душевное настроение. А поскольку оно было особенно сильно распространено в тех областях, для которых затем выработалось название Болгария — примечательным образом это название сохранилось и поз­же, когда совсем другие народности стали жить там, — то в последующие столетия в течение долгого времени людей, у которых особенно сильно было выработано это настроение души, в Европе называли болгарами (булгарами). ... более или менее подобной конституцией обладали те души, о которых я здесь говорил, что в своем дальнейшем развитии они пришли к созерцанию мощных обра­зов в сверхчувственном культе, принимали участие в том действе, пришедшемся на первую половину XIX в. Все, что эти души могли пережить в том осознании себя внутри борьбы между добром и злом, они проне­сли сквозь жизнь между смертью и новым рождением. И это нюансировало, окрасило их души...
     К этому затем присоединилось нечто другое. Эти души были, так сказать, последними, кто в ев­ропейской цивилизации еще сохранял нечто от тех отдельных восприятии эф. и астр.тел в бодрствова­нии и сне. Они сходились в общины, когда распознавали в себе такие особенности душевной жизни. Они встречаются среди тех христиан, которые все более и более рассматриваются как еретики. Люди тогда еще не зашли слишком далеко, чтобы так строго судить еретиков, как это делалось позже. Но все же на них смотрели как на еретиков. Они вообще производили жуткое впечатление. Они производили впечатление, что видят больше, чем другие люди, и что к Божественному они стоят в ином отношении благодаря восприятиям в состоянии сна, чем другие люди, среди которых они жили. Другие уже давно это утратили, давно усвоили конституцию души, которая стала всеобщей в ХIV в. в Европе.
     Но когда эти люди, о которых я здесь говорю, люди с отдельными восприятиями астр. и эф. тел, про­шли через врата смерти, то и тогда они отличались от остальных".
     "Основное ощущение таких душ, как я их описал, которые после VII, VIII, IХ столетий или даже раньше прошли через врата смерти, было таково, что, глядя вниз на Землю, они ощущали: там, внизу, на Земле, на­ступили вечерние сумерки живого Логоса". "Среди этих душ жило слово: "Слово стало плотью и обитало среди нас", и они ощутили: но человек все менее в состоянии быть домом для Слова, Которое должно оби­тать во плоти, должно продолжать жить на Земле. ... Христос хотя и жил для Земли, ибо Он умер для Земли, но Земля не может Его воспринять. Однако на Земле должна быть сила, с помощью которой души смогли бы воспринять Христа! Это жило наравне с другим, что я описывал, именно в этих, считавшихся в их земном бытии еретиками, душах, когда они пребывали между смертью и новым рождением: потребность в новом, в обновленном откровении Христа, провозвестии Христа". Глядя из духовного мира на Землю, эти души имели еще два сильных переживания. Они видели, как на Земле слагается то, что выражается в кате­хизисе с его вопросами и ответами, не ведущими верующих к непосредственной связи с духовным миром. И еще они видели, как месса становится экзотерической, как к пресуществлению и причастию люди обращаются без предварительного подготовления, как теряется при этом характер древних Мистерий.
     "В этих двух земных событиях совершилось то ... что должно было стать духовным откровением на по­вороте от XIX к XX столетию: духовное откровение, сообразное ходу времени, каким оно должно быть пос­ле события Михаэля и каким оно должно было прийти во время, когда истекла темная эпоха Кали-Юга, и на­чалась новая эпоха.
     К этому мы должны присовокупить еще третье". Узнав все три предварительные условия, мы сможем по­нять события, происходящие в антропософском Движении. "В Шартре, где еще сегодня находятся выдающиеся произведения архитектуры, в свое время светил луч живой мудрости Петра Компостеллы, который дейст­вовал в Испании, который в Испании взлелеивал живое, мистериальное Христианство, в котором еще гово­рилось о помощнице христиан, о Природе; говорилось о том, что лишь когда эта Природа введет людей в элементы, в мир планет, в мир звезд, лишь тогда человек станет зрелым познать семь помощниц, познать не воплощенных, а душевных помощниц, которые не в абстрактных теориях выступают перед человеческой душой, а как живые богини: Грамматика, Диалектика, Риторика, Арифметика, Геометрия, Астрономия, Музы­ка. Как божественно-духовные облики живо учились познавать их ученики.
     О таких живых обликах говорили те, кто окружал Петра Компостеллу. Учения Петра Компостеллы сияли в школе Шартра. В этой школе Шартра учил, напр., великий Бернард Шартрский, воодушевлявший сво­их учеников, который хотя и не говорил им больше о Богине Природе, о семи богинях — свободных искус­ствах, но который говорил с такой жизненностью, что по меньшей мере образы фантазии вставали перед учениками.
     Здесь учил Бернард Сильвестрис, который в мощных описаниях давал вставать перед учениками тому, что было древней мудростью. Здесь, прежде всего, учил Иоанн Шартрский, который грандиозно, инспирирован­ным образом говорил к человеческой душе; этот Иоанн Шартрский, которого также называли Иоанном Салисбери, развивал воззрение; в котором он дискутировал с Аристотелем, с аристотелизмом. Здесь на особенно выдающихся учеников воздействовали так, что они приходили к взгляду: на Земле больше не могут су­ществовать такие учения, какие были в первые века Христианства, земное развитие больше не может их выносить. Здесь ученику объяснялось: существует древнее, почти ясновидческое познание, но оно помер­кло. Можно только знать о диалектике, риторике, астрономии, астрологии, но больше нельзя видеть богинь семи свободных искусств, ибо дальше должен действовать уже в древности взрастивший понятия и идеи пятой послеатлантической эпохи Аристотель.
     С инспирирующей силой то, чему учили в школе Шартра, затем было перенесено в орден Клюни. Это бы­ло секуляризировано тем, кто был аббатом Клюни, а затем, как папа Григорий VII, распоряжался церковью. Но с исключительной чистотой разрасталось далее это учение школы Шартра, им блистает весь ХII в. Один из учителей Шартра превосходил всех других, он, я бы сказал, в идеальной инспирации учил тайнам семи свободных искусств в их связи с Христианством. И это бы Аланус Лилльский.
    
Аланус Лиллский — это именно он воспламенял шартрских учеников в ХII столетии. Он обладал глубо­ким прозрением в тот факт, что в ближайших столетиях для Земли не будет полезным то, чему учат подоб­ным образом. Ибо это был не только платонизм, это был мистериальный взгляд платоновского времени, то­лько этот взгляд воспринял в себя Христианство. И тех, в ком он предполагал найти понимание, Аланус Лильский учил: теперь на Земле некоторое время должно действовать аристотелевски окрашенное познание, протекающее в резких понятиях и идеях. Ибо только так может быть подготовлено то, что в дальнейшем должно снова прийти как спиритуальность.
     Для многих современных людей, когда они читают литературу того времени, она выглядит сухой, но она не выглядит сухой, если человек может составить себе представление о том, что стояло перед душой тех, кто учил и действовал в Шартре. Оно живо действовало также и через поэзию, исходившую из Шар­тра, это чувство связанности с живыми богинями семи свободных искусств. И кто может понять проникновенную поэму "la bataille des VII arts" (Генри Д, анделли), тот почувствует в ней духовное дыхание семи свободных искусств. Все это действовало в ХП веке". Действие школы Шартра вливалось в различные течения Земли, проявлялось в спорадической жизни школ Северной Италии, Испании. В конце ХПв. оно проявилось в Орлеанском университете. Брунетто Латини, учитель Данте, будучи подготовленным в своей школе, был послан в Испанию и на обратном пути получил нечто вроде солнечного удара. В резуль­тате этого он пережил мощное откровение, "где он увидел то, что человек может видеть под влиянием живого принципа познания, где он увидел мощно вздымающуюся гору со всем тем, что оживает из минералов, растений и животных, где явилась Богиня Природа, где явились элементы, где явились планеты, где явились богини семи свободных искусств, где затем выступил Овидий, как ведущий учитель, где еще раз перед душой человека встало все то могущество, которое столь часто вставало перед ней в первые века Христианства. Это было видением Брунетто Латини, а затем оно перешло к Данте и излилось в его "Комедию"."
     Но вот пришло время, когда все значительные учителя Шартра прошли сквозь врата смерти. "Те индиви­дуальности, которые привели к высшему расцвету схоластику, были еще в духовном мире. И за кулисами человеческого развития в начале ХШ столетия произошел важный обмен идеями между теми, кто старый, "видящий" платонизм принес из школы Шартра в сверхчувственный мир, и теми, кто подготовлялся нести вниз, как большой переход ко введению новой спиритуальности, которая в будущем должна бы­ла влиться в развитие человечества, аристотелизм". Первые тогда сказали вторым: "для нас больше невозможна земная деятельность, ибо Земля теперь не такова, чтобы на ней можно было лелеять такое живое познание. Что мы могли лелеять как последние носители платонизма, это должно быть сменено аристотелизмом. Мы оста­емся здесь, вверху. И так остаются до сих пор, без ведущих инкарнаций, умы Шартра в духовном мире. Не они могуче соучаствовали в образовании тех грандиозных имагинаций, что выработались в первой половина XIX в., о которых я говорил вам.
     В полном созвучии они действовали совместно с теми, кто с аристотелизмом нисходили на Землю. В особенности это был Орден доминиканцев, в котором состояли индивидуальности, которые, я бы сказал, находилось в такого рода сверхчувственном договоре с духами Шартра, которые совместно договорились о следующем: мы низойдем вниз, чтобы в аристотелизме далее опекать познание, а вы останетесь наверху. Мы также и на Земле сможем остаться с вами в связи. Платонизм же пока не сможет распространяться на Зем­ле. Мы снова найдем вас, когда вернемся назад и когда будет подготовлено то время, в которое после того, как Земля пройдет через схоластическое развитие аристотелизма, спиритуальность снова сможет развиваться совместно с духами Шартра.
     И глубоко идущие последствия имело, напр., то, что Аланус Лилльский — как звали его в земном бытии — из духовного мира послал вниз хорошо подготовленного им в духовном мире ученика, с задачей все противоре­чия, которые могут существовать между платонизмом и аристотелизмом — если они возникнут на Земле... приводить к гармонии. И такое действие, особенно в ХШ столетии, привело к тому, что смогли слиться воедино работа тех, кто был на Земле в облачении доминиканцев, и действия тех, кто оставались вверху, в другом мире и не мо­гли найти себе земных тел, чтобы напечатлеть им свой особый род духовности, способной подойти к аристотелизму.
     Так возникло в ХШ в. удивительное взаимодействие между тем, что происходило на Земле, и тем, что изливалось сверху. Часто люди, действовавшие на Земле, не сознавали этого взаимодействия, но тем более его сознавали те, кто действовал сверху. Это было живое взаимодействие. Можно сказать: мистериальный принцип восходил к Небу и затем свои солнечные лучи посылал на то, что действовало на Земле". Это доходило до отдельностей. Аланус Лилльский при жизни на Земле смог пойти так далеко, что в определен­ном возрасте стал священником в цистерцианском ордене, и там довольно долго сохранялись упражнения, соединявшие платонизм с Христианством, и вот ученик, которого он послал из духовного мира, сначала носил одеяние цистерцианца, а затем сменил его на одеяние доминиканца. Таково было это потрясающее взаимодействие на плане мировой истории. "И только в этой духовной атмосфере смогло действовать ис­тинное розенкрейцерство.
    
Затем также и те, кто нисходил на Землю, чтобы дать импульс аристотелизма, исполнили свою задачу и также поднялись в духовный мир. И тогда уже в духовном мире продолжалось взаимодействие между, я бы сказал, платониками и аристотеликами. Вокруг них находились те души, о которых я говорил, души обеих групп, которые я описал (приходящие ныне к Антропософии).
     Т.обр., в карму антропософского Движения в определенной степени вливается широкий круг ученичества Шартра, и происходит вливание в него всех тех душ, которые шли в том или другом потоке, о которых я говорил в последние дни. Это был широкий круг, ибо многие из этого круга еще и сегодня не нашли путь к антропософскому Движению". 237 (6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

  Оглавление          Именной указатель Предметный указатель    Наверх
Loading


      Рейтинг SunHome.ru    Рейтинг@Mail.ru