Пожертвовать, spenden, donate
Главное меню
Новости
О проекте
Обратная связь
Поддержка проекта
Наследие Р. Штейнера
О Рудольфе Штейнере
Содержание GA
Русский архив GA
Изданные книги
География лекций
Календарь души52 нед.
GA-Katalog
GA-Beiträge
Vortragsverzeichnis
GA-Unveröffentlicht
Материалы
Фотоархив
Видео
Аудио
Глоссарий
Биографии
Поиск
Книжное собрание
Авторы и книги
Тематический каталог
Поэзия
Астрология
Г.А. Бондарев
Антропос
Методософия
Философия cвободы
Священное писание
Die Methodologie...
Печати планет
Архив разделов
Terra anthroposophia
Талантам предела нет
Книжная лавка
Книгоиздательство
Алфавитный каталог
Инициативы
Календарь событий
Наш город
Форум
GA-онлайн
Каталог ссылок
Архивные разделы
в настоящее время
не наполняются
Поэзия

Комаровский Василий Алексеевич (1881-1914)

Первая пристань

Источник сайт: Век перевода

                     I


                   *   *   *

                 Аполлинарии Владимировне
                              Коссиковской


"Сад сегодня тихой дрожью
И туманом весь окутан,
Вялый лист к его подножью
Обронен и перепутан.

Он шумит, шумит широко,
Лес дубовый, лес соседний.
Как печальна, как глубока
Эта песнь в тоске последней.

Милый друг уехал в поле,
За волками, наудачу.
Я гадаю поневоле...
Ну, а вечером - поплачу".

                               1903



             *   *   *

Тишиною, умершей зарею
Еще полн успокоенный дом.
И серебряно-светлой порою
Ночь приходит, и меркнет кругом.

Выхожу и стою у порога.
Мне дышать холодн? и легко.
Снег синеет. Темнеет дорога.
И деревья молчат глубоко.

Вижу - тают последние тени
У сиренево-сизых берез.
Дар ненужный - смотрю - на ступени
Ветер черные сучья принес.

И над садом, я вижу небрежно,
Поднялась и стоит, как тогда,
И глядит одиноко и нежно
Голубая, живая звезда.

                               1905




                *   *   *

Из сизых туч, летевших мимо,
И из созвездий без числа,
О призрак с взглядом серафима,
О ночь, - ты мантию несла!

Я видел: пьяными волнами
Всё море потемнело вдруг.
Расплавленными ступенями
Упало солнце в мертвый круг.

В долине смутной и вечерней
Стонало что-то. Кто-то звал.
Она спускалась всё безмерней
На выси огненные скал.

И с моря двинулась прохлада,
И скоро день совсем потух.
В пыли мелькающее стадо
Усталое, загнал пастух.

Тверди случайную молитву
И вежды сонные смежай.
А завтра гаснущую битву,
Безумец, первый продолжай!

                                         1906



               РАССВЕТ

Ты посмотрел. Поля блаженны.
И ясен ястреба полет.
И запоздалый, и смятенный,
Туман к лощинам припадет.

Смотрел ты, огненный и ранний,
И лезвием горит река.
Блестят отточенные грани,
Летят и блещут облака.

Сверкает праздник колокольный
Над травами росистых нег.
И зверь ночной, лесной и дольный,
Хоронит хищный свой набег.

Потухших снов мне было мало.
Поющих - и забытых слов.
Пусть это пламя ликовало
С своих сафирных берегов.

Веселый блеск, движенье пятен
На этих солнечных ветвях,
Весь мир - он не был мне понятен
В своих звенящих зеленях.

                                             1907





                     *   *   *

День ниспадал, незримыми парами
Пронизанный. В дыханье тяжком трав.
Ночь подошла, смиренными тенями
К земным полям ласкаясь и припав.

И душный сон меня объял глубоко.
Быть может, тьма обильно пролилась,
Быть может, ночь тревогою потока
Здесь в тишину сурово ворвалась.

Но день другой вставал непобедимо.
Вода и холод. Мокрые кусты,
Продрогшие от утреннего дыма,
Струятся робко в небе красоты.

Кругом леса, шумящие просторно,
И ветер тучу рвет со всех сторон.
Как радостно кричит железный ворон
Навстречу дням, крылатым, как и он!

                               1907





                    *   *   *

                          Баронессе М. В. Таубе

Вдали людей, из светлых линий,
Я новый дом себе воздвиг.
Построил мраморный триклиний
И камнем обложил родник.

Холмы взрывая дважды плугом,
Я сеял трепетной рукой.
И стали за волшебным кругом
Колосья, тишина, покой.

И сад шумит. Колеблят воды,
Прияв, осеннюю звезду.
Но я сегодня в дом свободы
Кого-то суеверно жду.

Смутит ли он нескромным эхом
Листы тускнеющих аллей
И шумным опорочит смехом
Простор молитвенных полей.

Прискачет всадник в броне медной.
Или усталая жена
Придет ко мне в одежде бедной,
И непонятна, и бледна.

Кто знает? - или недруг тайный
Войдет в отворенную дверь
Рассказом горести случайной
Тревогу разбудить потерь.

                               1907




                         *   *   *

          И горечи не превозмочь -
          Ты по земле уже ходила, -
И темным путником ко мне стучалась ночь,
          Водою мертвою поила.

                                                     1909




                 К МОРЮ

Дыханьями целебными врачуя
И дуновеньем жарких островов,
Ты притекло, без устали кочуя,
До каменных - до наших берегов.

И, сумраком свисающим объято
И с якорей срывая корабли,
Течешь назад - бездонное когда-то -
Бессильное у мертвенной земли.

И с горечью, теперь усугубленной,
Земную муть с собою уноси!
И пеной брызг, и легкой, и соленой,
Мои глаза и душу ороси!

Но к пристани иного новоселья
Моей души веселую печаль,
Моей души изменчивое зелье,
Слабеющим движеньем не причаль.

                                                    1909




                    INSANIA
                                           Гр. Ю. А. Олсуфьеву

Воскресшей памятью к истлевшим именам
          Я уходил, неосторожный,
В померкшие поля, по стертым ступеням,
С душой тоскующей мешая фимиам,
          Как с этой пылью придорожной.

В туманной прелести морская полоса
          Сквозь дым скользящий протекала.
И ветер шевелил и трогал волоса,
И утра брезжила тревожная краса,
          Вставало солнце - и сверкало.

И в дымной пристани проснулись корабли,
          В песок окутанные вязкий.
Их крылья в небосвод подняться не смогли.
И маки темные стоят. И отцвели
          У мутных вод забытой ласки.

Отчалить медленно на чутком корабле?
          Соленый ветер развевался.
Но снасти сплетены в запутанном узле.
Остаться... Или плыть к невидимой земле?
          И я стоял - и колебался:

Там гордых мучениц горячая тоска
          Свою любовь запечатлела
За медной тишиной и тяжестью замка.
Да не дотронется случайная рука
          Их недоступного предела.

                                                           1909




                     *   *   *
                                                В. М. Дешевову

Со всех сторон, морозный и зыбучий,
Ночной простор со всех сторон хрустит.
И, в пыль снегов мешая дым колючий,
Широкие напевы шелестит.

И по стезям извилистого следа,
Впрягая пса в узорчатый ремень,
Пустынен бег кочевий самоеда,
Голодных стад безрадостная тень.

И к берегам лиловым океана,
Где черных вод блуждающий пустырь,
Молвою вод, пургою урагана
Несет свой вздох угрюмая Сибирь.

И холодней незыблемого снега,
Синее льда и Лены холодней,
Полярных стран скучающая нега,
Сверкает ночь блистанием кремней.

                               1910




                  *   *   *
                                 О. Л. Делла-Вос-Кардовской

В душе земля с подземным, злым огнем.
А сверху стебли тонко перевились.
И небо есть - и в черный водоем
Потоки звезд бесчисленно склубились.

Колючий снег истаял и ушел.
По берегам зазеленели вёсны.
В моей душе цвело жужжанье пчел,
Благоуханий запах перекрестный.

В последний час на землю упадет
Осенний плод, и сладкий, и упругий.
Тогда услышу гул внезапных вод,
Услышу крик оледенелой вьюги!

                                                   1910




                       *   *   *

Благодарю тебя за этот тонкий яд,
          Которым дышит клен осенний,
И городских небес зелено-мутный взгляд.

За шумы дальние, за этот поздний час,
          И эти жесткие ступени,
Где запыленный луч зарделся - и погас.

                                                      1910




                       *   *   *

                 Je t adore ? l ?gal de la vo?te nocturne.
                                                               Baudelaire*

"Над городом гранитным и старинным
Сияла ночь - Первоначальный Дым.
Почила Ночь над этим пиром винным,
Над этим пиром огненно-седым.

Почила Мать. Где перелетом жадным
Слетали сны на брачный кипарис -
Она струилась в Царстве Семиградном
В зияньи ледяных и темных риз!

И сын ее. Но мудрости могильной
Вкусивший тлен. И радость звонких жал?
Я трепетал, могущий и бессильный,
Я трепетал, и пел, и трепетал".

                                                   1911
_____________________

* Я люблю тебя так, как ночной небосвод.
  Бодлер.




                    *   *   *

Горели лета красные цветы,
          Вино в стекле синело хрупко;
Из пламенеющего кубка
          Я пил - покуда пела ты.

Но осени трубит и молкнет рог.
          Вокруг садов высокая ограда;
Как много их, бредущих вдоль дорог,
          И никому из них не надо
Надменной горечи твоих вечерних кос.
          Где ночью под ногой хрустит мороз
          И зябнут дымные посевы.
Где мутных струй ночные перепевы
          Про коченеющую грусть
Моей любви - ты знаешь наизусть.

                                                    1912




                     *   *   *

Где лики медные Тиверия и Суллы
Напоминают мне угрюмые разгулы,
С последним запахом последней резеды
Осенний тяжкий дым вошел во все сады,
Повсюду замутил зол?ченые блики.
И черных лебедей испуганные крики
У серых берегов открыли тонкий лед
Над дрожью новою темно-лиловых вод.
Гляжу: на острове посередине пруда
Седые гарпии слетелись отовсюду
И машут крыльями. Уйти, покуда мочь?
....................................................
И тяготит меня сиреневая ночь.

                                                        1912




                     *   *   *

Бессильному сказать - "какая малость"
Мне что-то смутное сегодня мстит.
Июльский день. И жаркая усталость
Коричневой листвою шелестит.

Пока идут года, душа на убыль
Идет. И, в отцветании минут,
Среди стволов белеющие клубы
В лазурном дне медлительно плывут.

Дразнящей весело, и бессердечно
Волнующей неопытную грудь,
Конечно, я еще хочу улыбки встречной,
Я думаю еще - "когда-нибудь".

Но этих облаков, летящих мимо,
Таящих молнию, и смерч, и лед,
Счастливых стад серебряного дыма,
Надоедает белый перелет.

                                                  1912




                      *   *   *

Самонадеянно возникли города
          И стену вывел жадный воин,
И ядовитая перетекла вода,
          Отравленная кровью боен.

Где было всё и бодро и светло,
          Высокий лес шумел над лугом,
Там дети бледные в туманное стекло
          Глядят наследственным недугом.

И девушка раскрашенным лицом
          Зовет в печальные вертепы;
И око мертвое, напоено свинцом,
          Глядит насмешливо и слепо.

Заросшим следом авелевых стад
          Идти в горячем ожиданьи?
Где игры табунов раздолье возвестят
          Своим неукротимым ржаньем?

Где овцы тучные, теснясь, перебегут
          По зеленеющим обрывам,
К серебряным ручьям блаженно припадут
          Глотками жажды торопливой?

Так: прежде хищника блестел зеленый глаз,
          Стервятник уносил когтями.
И бодрствовал пастух, и, опекая, пас,
          И вел обильными путями.

Но вымя выдоил, и нагрузил коня
          Повсюду осквернивший руку:
По рельсам и мостам, железом зазвеня,
          Несет отчаянье и скуку.

И воды чистые, они не напоят,
          Когда по нивам затоплённым
Весенний табунок понурых жеребят
          Тоскует стадом оскопленным.

                                                 1912




                *   *   *

Дорогой северной и яркой
Старуха - и навстречу мне
Она идет в одежде жалкой
В лесной и строгой белизне.

Сегодня утром воздух синий.
Благоухающий мороз.
И под ногой хрустящий иней,
И космы звонкие берез.

Вино нерукотворной пищи
Дозволил справедливый Бог:
И в одинокой этой нищей
Он солнце радости зажег.

Но я мучительным соблазном
Колеблюся, как темный бес,
Пока вокруг слепит алмазным,
Алмазным снегом белый лес.

                               1912





                    СЕНТЯБРЬ

Внезапной бурею растрепана рябина
          И шорохом аллей,
Вчерашнего дождя осыпались рубины
          На изморозь полей.

И снова солнечный, холодный и приятный,
          И день, и блеск садов.
И легкой зелени серебряные пятна
          В прозрачности прудов.

Морского воздуха далекое дыханье
          Как ранняя весна.
Глав позолоченных веселое сверканье.
          Безлюдье. Тишина.

Пусть это только день, и час, или мгновенье,
          Пусть это день один,
И в тонком воздухе я чую дуновенье
          И холод первых льдин.

Но солнце катится, и сердце благодарно
          В короткие часы
За желтый мед листвы, и полдень светозарный,
          И ясный звон косы.

Церера светлая сегодня отдала мне
          И запахи смолы,
Все эти серые и розовые камни,
          И мокрые стволы.

                               1912
                              Царское Село




                      *   *   *

Устало солнце, жегшее спокойно
Полет стрекоз и зоркие труды.
И отсверкал Июль рекою знойной,
Роняя недозрелые плоды
В зеленый хмель. Завянул дягиль белый.
Вливая горечь в сумрак отсырелый,
Анисовые чахли кружева...
Повсюду буйная сошла трава,
И облака, как клочья серой ваты,
Текли гурьбой в огнистые закаты.

А я следил природы поворот:
Внезапные и злые перемены,
И трепеты осин над рябью вод,
И мокрых пней зияющие тлены,
И снизу зеленеющие мхи.
Сметая горсть осенней шелухи,
Рождался ветер в холоде и буре.
Дожди шумели вновь. В овечьей шкуре
Стоял старик. И влажен был, и вял
Бесцветный взгляд. Но я таким не стал.

Я не ушел безлунною, вечерней,
Щемящею порой, угрюмый, в сад,
Где полон пруд и золота и черни,
Где гнезда разоренные висят,
И воронья гортанное стенанье.
Где обессилено припоминанье
За шумом вод, за убылью мечты.
Ноябрьским утром не вернешься ты
Над черною и гневною рекою,
С печальным ртом и тонкою рукою.

Но в яркий день, когда слепят снега,
На глянце этих прутьев рыже-красных
Стеклянный лед. И бодрая нога
Хрустит поляной белой и безгласной,
Блеснул иной, зелено-карий взгляд.
Кругом мороз, а я гляжу назад,
За розовым ее - мужицким платьем.
Она сурово тронет сладострастьем
Упорного и черствого скупца.
Она играет прелестью лица
Веселою своей. И кровь напрасно
Перебежит. Безлюдье. Всё опасно.

                                               1913




               ИСКУШЕНИЕ

Она уже идет трущобою звериной,
Алкая молодо и требуя права,
И, усыпленная разлукою старинной,
Любовь убитая - она опять права.

Ты выстроил затвор над северной стремниной,
Где в небе северном скудеет синева;
Она передохнет в твой сумрак голубиный
Свои вечерние и влажные слова.

И, сердце ущемив, испытанное строго,
Он в расселине елового порога
Воздушною струей звенит и шелестит.

Скорее убегай и брось далекий скит!
С глазами мутными! Ночными голосами
Она поет! Шумит весенними лесами!

                                                            1913




                                 *   *   *

Видел тебя сегодня во сне, веселой и бодрой.
(Белый наш дом стоял на горе, но желтый от солнца.)
Всё говорил о себе, да о том, что в тебе нераздельно
Трое живут: ненавистна одна, к другой равнодушен,
Третья прелестна и эту люблю старинной любовью.

                                                               1913




                 LA CRUSHE CASSEE*

Ни этот павильон хандры порфирородной
(Предел, поставленный тоске простонародной),
Где сладострастие и дымчатый агат,
А ныне - факелов потушенный обряд;
Ни в триумфальный год воздвигнутая арка,
Где лицемерен цвет намеренно неяркий;
Ни гладь зеленая бесчисленных запруд,
Ни желтый мох камней, как будто плесень руд,
На скудном севере далекий отблеск Рима,
Меня не повлекут назад необоримо.

Я тоже не пойду по траурным следам,
Где - "равнодушная к обидам и годам"
Обманутым стихом прославленная Pace**
Стоит, довольная придворною удачей:
Помолодеть и ей внезапно довелось!
Отремонтирован ее ужасный нос
Ремесленным резцом; и выбелены раны,
Что накопили ей холодные туманы.

Я буду вспоминать, по-новому скупой,
Тебя, избитую обыденной тропой,
Сочувствием вдовы, насмешкой балагура...
С рукой подпертою сидящую понуро.
Я вечер воскрешу и поглотят меня
Деревьев сумерки. Безумолчно звеня,
Пускай смешается с листвою многошумной
Гремучая струя и отдых мой бездумный.

                               1913
                              Царское Село
_____________________

* Разбитый кувшин (франц.).
** Нос Pace, статуи в Царскосельском парке (смотри "Кипарисовый ларец" И .Ф. Анненского), приделан в июне 1913 года. (Прим. В. Комаровского).





                    II


               ОХОТА

Бар. Е. Ф. Таубе
Князь-Епископ сегодня гарцует.
Свита скачет на пегих конях.
В соснах бешено ветер танцует,
Бегло вьется в густых сединах.

Всюду эта глубокая осень
К бурым, сизым лесам прилегла,
Где склубились у северных сосен
Дым, и темная сырость, и мгла.

И смеется, и полнится лаем
Воздух влажно-соленый окрест.
И в тумане едва замечаем
На соборе сияющий крест.

Горделивая скачет охота,
Где недавние жаты овсы.
Князь-Епископ - сегодня забота
Только эти веселые псы!

                               1908



                 МУЗЕЙ

                          П. И. Нерадовскому

Июльский день. Почти пустой музей,
Где глобусы, гниющие тетради,
Гербарии - как будто Бога ради -
И черный шлем мифических князей.

Свиданье двух скучающих друзей,
Гуляющих в прохладной колоннаде.
И сторожа немое: "не укр?ди",
И с улицы зашедший ротозей.

Но Боже мой - какое пепелище,
Когда луна совьет свое жилище,
И белых статуй страшен белый взгляд.

И слышно только - с площади соседней,
Из медных урн изогнутых наяд,
Бегут воды лепечущие бредни!

                               1910



                   ВЕЧЕР

За тридцать лет я плугом ветерана
Провел ряды неисчислимых гряд;
Но старых ран рубцы еще горят
И умирать еще как будто рано.

Вот почему в полях Медиолана
Люблю грозы воинственный раскат.
В тревоге облаков я слушать рад
Далекий гул небесного тарана.

Темнеет день. Слышнее птичий грай.
Со всех сторон шумит дремучий край,
Где залегли зловещие драконы.

В провалы туч, в зияющий излом,
За медленным и золотым орлом
Пылающие идут легионы.

                               1910





         АВГУСТ


В твоем холодном сердце мудреца
Трибун, и жрец, и цензор - совместится.
Ты Кассия заставил удавиться
И римлянам остался за отца.

Но ты имел придворного льстеца
Горация - и многое простится...
И не надел, лукавая лисица,
Ни затканных одежд, ни багреца.

Пасется вол над прахом Мецената,
Растет трава. Но звонкая цитата
Порою вьет лавровые венки.

Пусть глубока народная обида!
Как мерный плеск серебряной реки -
Твой острый слух пленяла Энеида.

                                                   1911




                 TOGA VIRILIS*

На площадях одно лишь слово - "Даки".
Сам Цезарь - вождь. Заброшены венки.
Среди дворов - военные рожки,
Сияет мед и ластятся собаки.

Я грежу наяву: идут рубаки
И по колена тина и пески;
Горят костры на берегу реки,
Мы переходим брод в вечернем мраке!

Но надо ждать. Еще Домициан
Вершит свой суд над горстью христиан,
Бунтующих народные кварталы.

Я никогда не пробовал меча,
Нетерпеливый, - чуял зуд плеча,
И только вчуже сердце клокотало.

                                                        1911
_____________________

* Toga virilis (лат.) - мужская тога, которую римский юноша надевал при достижении совершеннолетия, в 16 лет.




ВОЗРОЖДЕНИЕ

Гр. Л. Е. Комаровской
Я обругал родную мать.
Спустил хозяйские опалы.
И приходилось удирать
От взбешенного принципала.

Полураздетый, я заснул,
Голодный, злой, в абруцкой чаще.
И молний блеск, и бури гул,
Но сердцу стало как-то слаще.

И долго, шалый, по горам
Скакал и прыгал я, как серна.
Но, признаюсь, по вечерам
На сердце становилось скверно.

С холодных и сырых вершин
Спущусь ли в отчую долину?
Отдаст ли розгам блудный сын
Свою озябнувшую спину?

Нет. Забывая эту ширь,
Где облака бегут так низко,
Стучись, смиренный, в монастырь
Странноприимного Франциска.

Доверье, ласка пришлецу.
Меня берут - сперва как служку.
Пасу овец, или отцу
Несу обеденную кружку.

На всё распределенный день:
Доят коров, и ставят хлебы,
И для соседних деревень
Вершат молитвенные требы.

Или на сводчатой стене
Рисуют ангельские кудри...
А после мессы, в тишине, -
Дела еще смиренномудрей.

Постятся. Спаржа и салат.
Лишь изредко крутые яйца.
Из мяса же они едят -
И тоже редко - только зайца.

Послушен, кроток, умилен,
Ищу стигмат на грешном теле.
Дни чисты. Разум усмирен.
И сновиденья просветлели.

На пятый месяц, наконец,
Дрожит рука, берусь за кисти.
Ее, гонявшую овец,
Господь направи и очисти!

Ползком вдоль монастырских стен
На ризах подновляю блики.
Счищаю плесень: едкий тлен
Попортил праведные лики.

Мадонна в гаснущей заре.
Святой Франциск, святой Лаврентий,
И надписи на серебре
На извивающейся ленте.

Или с востока короли,
В одежде празднично-убранной,
В чалмах и перьях, повезли
Христу подарок филигранный.

Или под самым потолком,
Где ангел замыкает фреску,
Рисую вечером, тайком,
Черноволосую Франческу.

                               1910




            В НЕМЕЦКИХ ГОРАХ

                          I

О страннике, одетом в плащ зеленый,
Расплакалась апрельская тоска.
Грустят снега. И сыростью влюбленной
В еловый лес спустились облака.

Сквозит туман. И в чермных котловинах
Стоит форель в стеклянной глубине.
И с каждым днем всё выше, гривой львиной,
Взлетает солнце в золотом огне.

Ты, Рюбецаль, над горной стороною
Раскатистым копытом простучи
И, промелькнувши челкой вороною,
Шальной поток внезапно протопчи!

                               1910


                            II
               Песнь служанки

Пускай почтарь трубит с высоких козел,
Летит письмо в открытое окно,
Но Фихте Вам всю душу заморозил
И Вам весна и осень - всё равно?

Звучат ручьи - бессонны, неустанны,
Зеленым светом тлеют светляки.
Взойдет луна. Кругом цветут каштаны
И девушки - мы собрались в кружки.

Всем христианам новое стремленье
От глубины души дает весна.
В такие дни Ваш холод - преступленье...
Но господин барон, как сатана?

                                                            1911




                        РЫНОК

Д. Н. Кардовскому, на заданную им тему
Здесь груды валенок и кипы кошельков,
И золото зеленое копчушек.
Грибы сушеные, соленье, связки сушек,
И постный запах теплых пирожков.

Я утром солнечным выслушивать готов
Торговый разговор внимательных старушек:
В расчеты тонкие копеек и осьмушек
Так много хитрости затрачено - и слов.

Случайно вызванный на странный поединок,
Я рифму праздную на царскосельский рынок,
Проказницу, - недаром приволок.

Тут гомон целый день стоит, широк и гулок.
В однообразии тупом моих прогулок,
В пустынном городе - веселый уголок.

                                                                1911




                    *   *   *

Изгнанники, из тьмы пещер,
          Мы провожали жадным взглядом
По морю яркому надменный бег галер,
          Перебегавших к Симплегадам.

Исчезли. Взор блуждает, туп.
          Печаль поет свои литии.
Но в криптах памяти воскресла радость труб,
          Аргира в бармах Византии.

Под истязаньями вериг
          Зажглись языческие ласки.
Победы вспомнились разубранных квадриг,
          Пиров полуночные пляски.

Как будто в позабытый скит,
          В пустыню каменного зноя,
Стопою легкою императрица Зоя
          Вошла - и сердце бередит.

                                             1911




     БЛУДНЫЙ СЫН

Печален воздух. Темен стыд.
И не обут, и не умыт,
У запертых еще дверей
Стою. Репейник и пырей
Покрыты каплями росы.
Пускай мне ноги лижут псы
В саду почтенного отца.
И не заплаты беглеца,
Не копоть омертвелых рук,
Водивших в зное рабий плуг
И с принужденностью тупой
Свиней в скалистый водопой;
Но эта пыль земного зла
В душе так тускло-тяжела,
Что даже если б и возник
Родителей веселый крик,
Когда бы даже мать сама
Меня бы повела в дома,
Чалму стараясь развязать,
Я не сумел бы рассказать...
Отцу бессовестный палач,
Не удержал бы женский плач!

Испить на дне пустой души
Не уксус казни... только вши,
Исчадье вавилонских дев,
Испытывать внезапный гнев
И устыдиться, что на суд
Несешь заплеванный сосуд!

                                    1911




                    ЗАКАТ

Я подвиг совершил военный и кровавый
И ухо напитал немолчным гулом славы,
И приобщен к Руну, и крепостные рвы
Над входом стерегут изваянные львы;
В весеннем воздухе серебряные трубы
Звучат без устали. Пажей пестры раструбы.
Друг Императора, великий Тициан,
Мне посоветовал соорудить фонтан,
Я окружил его стеблями тучных лилий,
Растущих сладостно в прохладе влажной пыли.
Дождливой осенью резвящиеся псы
Отыскивают след уклончивой лисы,
Рычат и прядают оскаленные доги,
В поток бросается олень широкорогий...
Собачьим холодом пронизанный январь
С собою принесет дымящуюся гарь,
И жарит кабана язвительное пламя,
А в небе плещется прославленное знамя
И с ветром говорит. И тихо шьет жена,
И шея нежная ее обнажена.
Мадонна! потуши припоминанья сердца:
Я, звонким молотом дробивший иноверца,
Фриульских берегов надежда и оплот,
У Кефалонии испепеливший флот,
В болотах Павии настигнувший Франциска,
Я в недрах совести ищу поступок низкий...
В телесной белизне коралловых цветов
Мне плоть мерещится изрубленных бойцов,
В кудрявой зелени мелькают чьи-то лица.
Моя жена молчит и спрашивать боится.
В огне играющем и красном видит взгляд
Кощунственные сны и воспаленный ад.

                                               1912




                III
ИТАЛЬЯНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ


                I
                            La dove io t amai primo...
                                           Michel-Angelo*

Утром проснулся рано.
Поезд в горной стране.
Солнце. Клочья тумана.
Воздух свежий в окне.
Эхо грохотом горным
Множит резкий свисток.
Снег по деревьям черным.
Пенный мелькнет поток.

Знаю - увижу скоро
Древних церквей виссон.
Кружевом Casa d oro**
Встанет солнечный сон.
Вечером пенье. Длится
Радости краткий хмель.
Море. Сердце боится:
Поздний страшен апрель.

В прошлом - тяжкие веки,
Сонные дни, года;
Скованы русские реки
Серой корою льда.
Люди солнца не помнят;
Курят, снуют, грустят;
В мороке мутных комнат
Северный горький чад...

                               1912
_____________________

* Там, где я любил тебя прежде...
                                                  Микельанджело (итал.).

** Золотой Дом (ит.) - дворец в Венеции




                     II

                           Je montai l escalier d un pas
                                           Theophile Gautier*

Пылают лестницы и мраморы нагреты,
Но в церковь и дворец иди, где Тинторетты
С багровым золотом мешают желтый лак,
И сизым ладаном напитан полумрак.
Там в нише расцвела хрустальная долина
И с книгой, на скале, Мария Магдалина.
Лучи Спасителя и стол стеклянных блюд.
Несут белеющее тело, ждет верблюд:
Разрушила гроза последнюю преграду,
Язычники бегут от бури в колоннаду
И блеск магический небесного огня
Зияет в воздухе насыщенного дня.

                               1912
_____________________

* Взойду по лестнице медлительно и грузно.
                                                  Теофиль Готье (фр.).



                           III

                                       ...Squilla di lontano
                                                            Dante*


Вспорхнула птичка. На ветвистой кроне
Трепещет солнце. Легкий кругозор,
И перелески невысоких гор,
Как их божественный писал Джорджоне.

Из райских тучек сладостный кагор
Струится в золотистом небосклоне,
И лодочник встает в неясном звоне,
И шевелится медленно багор.

Дохнула ночь болотом, лихорадкой.
Перегорев, как уголь, вспышкой краткой,
Упало солнце в марево лагун.

Ночь синяя - и в самом восхищеньи
(Я с севера пришел, жестокий гунн)
Мне тяжело внезапное смущенье.

                                           1913




                         IV

           В стране, где гиппогриф веселый льва
            Крылатого зовет играть в лазури...
                                                     Н. Гумилев

Гляжу в окно вагона-ресторана:
Сквозь перья шляп и золото погон
Горит закат. Спускается фургон,
Классической толпой бегут бараны.

По виноградникам летит вагон,
Вокруг кудрявая цветет Тоскана,
Но кофеем плеснуло из стакана,
С окурками смешался эстрагон...

Доносятся слова: Барджелло, Джотто,
Названья улиц, книжные остроты,
О форуме беседует педант.

Вот Фьезоле. Cuique* - свой талант:
И я уже заметил профиль тонкий
Цветочки предлагающей девчонки.

                               1913
_____________________

* Каждому - часть латинского выражения cuique suum - каждому свое.




                       V

И ты предстала мне, Флоренция,
          Как многогрешная вдова,
Сжимающая индульгенцию,
          Закутанная в кружева.

Его костер как будто курится!
          Как будто серая зола
Все эти своды, эти улицы,
          Все эти камни обмела.

Звеня узорными уздечками,
          По ним спускался и сверкал,
Дразня бесстыдными словечками,
          Неугомонный карнавал.

И будто здесь Савонаролою
          Навеки радость проклят?...
Над мертвою Прокридой голою
          Дрожат молитвенно уста!

                               1913




                    VI

              Как Цезарь жителям Алезии
               К полям все доступы закрыл,
               Так дух забот от стран поэзии
               Всех в век железный оградил.
                                               Валерий Брюсов


Как древле - к селам Анатолии
          Слетались предки-казаки,
Так и теперь - на Капитолии
          Шаги кощунственно-тяжки.

Там, где идти ногами босыми,
          Благословляя час и день,
Затягиваюсь папиросою
          И всюду выбираю тень.

Бреду ленивою походкою
          И камешек кладу в карман,
Где над редчайшею находкою,
          Счастливый, плакал Винкельман!

Ногами мучаясь натертыми,
          Накидки подстилая край,
Сажусь - а здесь прошел в когортами
          Сенат перехитривший Кай...

Минуя серые пакгаузы,
          Вздохну всей полнотою фибр.
И с мутною водою Яузы
          Сравню миродержавный Тибр!

                               1913




                      VII

                                           O sol beato!*

В гостинице (увы - в Неаполе!)
          Сижу один, нетерпелив.
Дробинки горестно закапали
          И ощетинился залив.

Над жерлом хмурого Везувия,
          Уснувшего холостяка,
Как своды тяжкие Витрувия -
          Гроза склубилась в облака.

Раскрою книгу - не читается;
          Хочу писать - выходит вздор;
А занавеска раздвигается,
          Стучит дверями коридор.

А рядом едкими укорами
          Супруга потчует жена,
Несдержанными разговорами
          Моя печаль раздражена.

Минуты длятся бесталанные,
          Как серый пепел серых лав;
Вдруг - и лучи обетованные
          Вторгаются, затрепетав!

Опять смеется солнце южное,
          Мгновенье - высохнет балкон;
А переулок блещет лужами,
          На vetturino* - балахон.

Опять, размахивая косами,
          В окне - и прямо против нас,
Она проветривает простыни
          И полосатый свой матрас.

И всюду воздух опьяняющий,
          Пестро-раскрашенный Восток.
А я - веселый, обоняющий
          Ее мелькающий цветок!

                               1913
_____________________

* О прекрасное солнце! (итал.)
Дата публикации: 24.09.2010,   Прочитано: 5809 раз
· Главная · О Рудольфе Штейнере · Содержание GA · Русский архив GA · Каталог авторов · Anthropos · Глоссарий ·

Рейтинг SunHome.ru Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
Вопросы по содержанию сайта (Fragen, Anregungen)
Открытие страницы: 0.12 секунды